Ленин. Дорисованный портрет

С бытовой стороны жизнь в Шушенском была устроена так, что не будет преувеличением сказать: ссылка пошла Ильичу на пользу. Он окреп, отъелся — поскольку пища была простая, но здоровая, много гулял, купался, охотился. А регулярная работа над книгами и статьями вводила режим дня в строгие рамки, что тоже было неплохо.

Но ошибётся тот, кто скажет — а сейчас хватает и таких, — что царизм-де устроил Ленину что-то вроде трёхлетнего курорта. Как говаривали позднее: «Лучше Северный Кавказ, чем Южный Сахалин», и Енисейская губерния в числе курортных зон тоже не числилась. Далеко не все ссыльные с этого «курорта» возвращались!

А Ленин жил в Шушенском здоровой жизнью потому, что он всегда жил здоровой жизнью — и тогда, когда к тому была возможность, и даже тогда, когда возможности к тому были крайне ограниченными, как вот в тюрьме, например. В отличие от многих своих «интеллигентных» современников, он любил физическую активность и тем более охотно поддерживал спортивную форму, что понимал: хорошая форма — основа высокой работоспособности. В письме Марии-«Маняше», писанном 24 декабря 1894 года из Петербурга в Москву, старший брат мягко, но вполне определённо выговаривал сестре:

«Основательно ли гуляешь теперь? Вероятно, нет. Почему бы тебе не кататься на коньках? Ты скажешь опять: „скучно“. Да ведь нельзя доводить себя до такой слабости: „весёлого“ тут ещё меньше. Надо себя заставить»[56].

А в одном из первых писем матери и сестре Анне из Шушенского он 25 мая 1897 года сообщал:

«Живу я… недурно, усиленно занимаюсь охотой, перезнакомился с местными охотниками и езжу с ними охотиться. Начал купаться (в мае в Сибири! — С. К.) — пока ещё приходится ходить довольно далеко, версты 2 1/2, а потом можно будет поближе, версты 1 1/2. Но для меня все такие расстояния ничего не значат, потому что я, и помимо охоты и купанья, трачу большую часть времени на прогулки. Скучаю только по газетам…»[57]

Здесь всё ясно — после «одиночки» на Шпалерной, после напряжённых последних лет нелегальной работы можно на время и расслабиться. Но уже вскоре были получены газеты и книги, и час «потех» уступил место времени дел…

Ленину нигде и никогда не было скучно. Мало того, что он умел занять себя, причём не занятием ради занятия, а большой и важной работой, он ведь всегда имел в своём распоряжении такого содержательного и глубокого собеседника, как Владимир Ульянов.

И поговорить им всегда было о чём.

Было о чём и подумать — посреди енисейских просторов…

Но человек — существо общественное, и хорошо, когда есть с кем перемолвиться словом. Как говорится: одиночество — хорошая вещь, особенно когда об этом есть кому сказать… До приезда Крупских «общение» Ленина ограничивалось — кроме обычных житейских контактов с местными жителями — ссыльным рабочим-финном Оскаром Энбергом, который был человеком неплохим, но, увы, не чуждым рюмки… Общался Ленин ещё и со ссыльным же семейным поляком Проминским, жившим с женой Доминикой и шестью детьми.

Негусто.

После приезда невесты и тёщи всё изменилось: в доме постоянно прописались весёлое подшучивание, уютные беседы, ощущение полноты жизни — наперекор всему.

Письма из Шушенского — как самого Ленина, так и, особенно, Крупской, написанные родным, полны оптимизма, описаний прогулок, занятий охотой, купаний, зимних развлечений… В ноябре 1898 года Крупская извещала Анну Ильиничну Ульянову-Елизарову: