Ленин. Эмиграция и Россия

Обстановка в Поронине становится между тем все более напряженной. Объявлена мобилизация. Каждые несколько часов появляются грозные предписания военных властей. “Местное гуральское (горное) население,- расскажет Крупская,- совершенно было подавлено... С кем война, из-за чего война - никто ничего не понимал, никакого воодушевления не было, шли, как на убой. Наша хозяйка, владелица дачи, крестьянка, была совершенно убита горем - у нее взяли на войну мужа. Ксендз с амвона старался разжечь патриотические чувства. Поползли всякие слухи, и шестилетний соседский мальчонка из бедняцкой семьи, постоянно околачивавшийся у нас, таинственно сообщил мне, что русские - ксендз это говорил - сыплют яд в колодцы” [77].

Одурачить местное население стремится не один лишь ксендз. На митинге, где аптекарь, мясник, почтальон, какой-то военный и местный жандарм произносят пламенные речи в защиту “дорогой австро-венгерской монархии”, популярно разъясняется:

- Шпионы - это подосланные нашими врагами темны) люди, которые пытаются убивать нас, отравлять наши колодцы... Они повсюду появляются, делают снимки наших дорог, наших крепостей... Вида они незаметного. Они прокрадываются в квартиры через двери, через окна и все выслеживают! Будьте бдительны. Лишь только заметите каких-либо подозрительных лиц, сейчас же сообщите...

В течение нескольких дней только и слышно: то здесь, то там видели подкрадывавшегося шпиона, но, увы, поймать его не удалось. Под влиянием этих слухов дочка местного крестьянина Франтишека Булы Виктория, помогающая Надежде Константиновне по хозяйству, пишет в поронинскую жандармерию донос на Ленина.

О том, что следует за этим, сообщают записки Крупской: “7 августа к нам на дачу пришел поронинский жандармский вахмистр с понятым - местным крестьянином с ружьем делать обыск. Чего искать, вахмистр хорошенько не знал, порылся в шкафу, нашел незаряженный браунинг, взял несколько тетрадок по аграрному вопросу с цифирью, предложил несколько незначащих вопросов. Понятой смущенно сидел на краешке стула и недоуменно осматривался, а вахмистр над ним издевался. Показывал на банку с клеем и уверял, что это бомба. Затем сказал, что на Владимира Ильича имеется донос и он должен был бы его арестовать, но так как завтра утром все равно придется везти его в Новый Тарг (ближайшее местечко, где были военные власти), то пусть лучше Владимир Ильич придет завтра сам к утреннему шестичасовому поезду. Ясно было - грозит арест, а в военное время, в первые дни войны, легко могли мимоходом укокошить” [78].

Под проливным дождем на велосипеде отправляется Ленин к застрявшему, как и он, в Поронине Ганецкому. Рассказывает о визите жандармского вахмистра:

- Обыск был довольно поверхностный. Дурак, всю партийную переписку оставил, а забрал мою рукопись по аграрному вопросу. Статистические таблицы в ней принял за шифр. Хорошо, что переписку не взял. Там и адреса и другие конспиративные вещи. А жаль рукописи: не закончена, не затерялась бы... Да, в хламе нашел какой-то браунинг, я не знал даже, что имеется... Как думаете, арестуют завтра в Новом Тарге или отпустят?

- Положение неважное,- встревожен Ганецкий.- Глупый жандарм подозревает в шпионаже,- пожалуй, арестуют.

Надо принимать срочные меры.

Ленин телеграфирует в Краков, директору полиции: "Здешняя полиция подозревает меня в шпионаже. Жил два года в Кракове, в Звежинце и 51 ул. Любомирского. Лично давал сведения комиссару полиции в Звежинце. Я эмигрант, социал-демократ. Прошу телеграфировать Поронин старосте Новый Тарг во избежание недоразумений.

Ульянов” [79]

Телеграфирует в Краков и Ганецкий. Он сообщает депутату парламента социал-демократу доктору Зыгмунту Мареку: над Лениным нависла угроза.

Ответы приходят спустя несколько часов. Директор полиции уведомляет жандармского вахмистра, что не имеет каких-либо оснований для обвинения Ульянова в шпионаже. Ганецкому телеграфирует доктор Марек: им предприняты соответствующие шаги. Копии этих телеграмм идут и в адрес старосты Нового Тарга.

И все же с шестичасовым утренним поездом Ленина доставляют в Новый Тарг. Вместе с задержанным жандармский вахмистр Леон Матыщук передает старосте донесение. В нем то, что известно ему о проживающем с 6 мая нынешнего года в Белом Дунайце в доме Терезы Скупень русском подданном Владимире Ульянове: