К вечеру состояние Инессы снова резко ухудшилось. Предприняты были и на этот раз все меры, чтобы поднять сердечную деятельность, но безрезультатно. В полночь тов. Инесса впала в бессознательное состояние. Не отходя от постели больной, мы провели всю ночь, пытаясь всеми известными нам медицинскими средствами помочь тов. Инессе побороть болезнь. Но все было безрезультатно.
Сильно истощенный организм, усталое слабое сердце, несмотря на все предпринятые меры, не смогли справиться с болезнью. Наутро не стало нашего дорогого тов. Инессы. Через несколько дней был доставлен из Владикавказа оцинкованный гроб. Вместе с местными организациями мы устроили тов. Инессе на вокзале революционные проводы и направили дорогие останки в Москву».
Все мемуаристы рисуют очень похожий образ скромной обаятельной женщины, которая одновременно – непоколебимый боец партии. И все подтверждают, что покинула Кисловодск и отправилась в роковую поездку во Владикавказ и Нальчик Инесса не по своей воле, а подчиняясь жесткой партийной дисциплине. Она стала жертвой административного рвения, доведенного до абсурда. Воистину, заставь дурака Богу молиться, он и лоб расшибет. Местные руководители, получив распоряжения от Ленина и Орджоникидзе, из кожи вон лезли, чтобы обеспечить Арманд с сыном комфорт и безопасность. И решили эвакуировать их из рискующего оказаться на линии фронта Кисловодска. Но пока решение дошло до исполнения, белых отогнали и непосредственная опасность миновала. Но отменять решение никто не стал. Более того, у того же Назарова (члена Терского областного комитета; не путать с его однофамильцем – белым партизаном! –
Ленин был по-настоящему потрясен, когда получил страшную телеграмму: «Вне всякой очереди. Москва. ЦЕКа РКП, Совнарком, Ленину. Заболевшую холериной товарища Инессу Арманд спасти не удалось точка кончилась 24 сентября точка тело перепроводим Москву Назаров». Ведь незадолго до этого сообщали, что состояние больной улучшилось и появилась надежда на выздоровление. Еще несколько дней назад Серго телеграфировал: «У Инессы все в порядке». И вдруг такое страшное сообщение! Ильич в смерти возлюбленной винил прежде всего себя. Сам настоял на поездке Инессы на Северный Кавказ, сам настоял на эвакуации в злополучный Нальчик. И, наверное, только в этот трагический день 24 сентября 1920 года Ленин до конца понял, кем была для него Инесса.
Мы уже познакомились с описанием Ленина на похоронах Арманд, данным Александрой Коллонтай. А вот что запомнила секретарь Коминтерна итальянская социалистка Анжелика Балабанова (позднее она стала близкой подругой Бенито Муссолини): «Я искоса поглядывала на Ленина. Он казался впавшим в отчаяние, его кепка была надвинута на глаза. Небольшого роста, он, казалось, сморщился и стал еще меньше. Он выглядел жалким и павшим духом. Я никогда ранее не видела его таким. Это было больше, чем потеря «хорошего большевика» или хорошего друга. Было впечатление, что он потерял что-то очень дорогое и очень близкое ему и не делал попыток маскировать это… Его глаза, казалось, исчезли в болезненно сдерживаемых слезах. Всякий раз, как движение толпы напирало на нашу группу, он не оказывал никакого сопротивления толчкам, как будто был благодарен за то, что мог вплотную приблизиться к гробу».
И еще одна свидетельница, писательница Елизавета Драбкина, бывший секретарь председателя ВЦИК и секретаря ЦК Якова Свердлова, второго человека у большевиков после Ленина. В книге «Зимний перевал» она описала, как привезли в Москву гроб с телом Арманд: «Вечером десятого октября патрульная группа, в которую входила я, вышла на дежурство. Ночь была по-осеннему сырой и темной. Мы сильно продрогли и с нетерпением ждали утра. Уже почти рассвело, когда, дойдя до Почтамта, мы увидели двигавшуюся нам навстречу похоронную процессию. Черные худые лошади, запряженные цугом, с трудом тащили черный катафалк, на котором стоял очень большой и поэтому особенно длинный свинцовый ящик, отсвечивающий тусклым блеском.