Ленин. Исследовательский очерк взаимосвязи его идей

Критику в духе Ленина можно было бы адресовать многим местам этой книжки. Я ограничусь лишь тем, что укажу на обоснованность и направленность такой критики, ибо надеюсь, что трезвомыслящие читатели сами установят необходимую критическую дистанцию.

Мне представляется важным подчеркнуть, в чем именно моя оценка, вытекающая из ленинских трудов, привела к результатам, которые и сегодня сохраняют известную методологическую обоснованность как моменты преодоления сталинизма; в которых, следовательно, уже тогда отразилась преданность автора личности Ленина и его делу. Речь идет конкретно о том, что в ряде положений книги, относящихся к деятельности Ленина, была заложена порой справедливая критика процессов, проявившихся позже, при Сталине, и выражавшихся тогда лишь в скрытом виде и эпизодически в зиновьевском руководстве Коминтерном. Достаточно вспомнить о том, как ужесточились при Сталине все организационные проблемы; независимо от ситуации в тот или иной момент, независимо от требований политики, партийная организация превращалась в не подлежащий изменениям фетиш - и при том даже со ссылкой на Ленина! Здесь следует еще раз привести предостережение Ленина: "Нельзя механически отделять политическое от организационного". И продолжить его в духе ленинской политической динамики: "Вот почему всякий догматизм в теории и всякая косность в организации имеют для партии роковой смысл", ибо, как говорит Ленин, "всякая новая форма борьбы, сопряженная с новыми опасностями и новыми жертвами, неизбежно "дезорганизует" неподготовленные к этой новой форме борьбы организации". Задача партии - в том числе в отношении самой себя и даже особенно в отношении себя - состоит в том, чтобы свободно и сознательно пройти необходимый путь и переучиться, прежде чем опасность дезорганизации станет действительно острой, и благодаря этому переучиванию воздействовать на массы, переучивая их и способствуя их продвижению вперед". Конечно, тогда это было объективно не более чем арьергардным боем конкретной революционной динамичности великих лет - по отношению к подступавшим тенденциям бюрократизирующего единообразия и механицизма.

Но для того чтобы сегодня успешно преодолевать догматическую уравниловку во всех областях, опыт 20-х годов может дать плодотворные импульсы только косвенным образом, только при условии признания его как опыта прошедшего периода. А для этого необходимо со всей критической ясностью видеть различие между периодом, в котором мы живем, и периодом 20-х годов. То, что такая критическая ясность должна сохраняться и по отношению к деятельности Ленина, разумеется само собой. И для того, кто не намерен делать из его жизненного труда "непогрешимое" собрание догм, подобные заявления ни в малейшей мере не умаляют его непреходящего исторического значения. Сегодня мы знаем, например, что ленинский тезис о том, что империалистическое развитие неизбежно вызывает мировые войны, утратил для современности свой всеобщий характер. Конечно, речь при этом идет лишь о том, что реальное развитие опередило закономерность, но тот факт, что неизбежность войн сократилась до уровня возможности, меняет как ее теоретический смысл, так и в особенности ее практические следствия. Точно так же Ленин, обобщая опыт первой мировой войны и говоря о том, "как велика тайна, в которой война рождается", распространял его и на грядущие империалистические войны, а будущее явило совершенно иную картину.

Я привел лишь некоторые примеры такого рода, а именно те, которые позволяют выявить действительное своеобразие Ленина и которые не имеют ничего общего, решительно ничего общего, с бюрократическим идеалом сталинистской статуи непогрешимости.

Само собой разумеется, что эта книга очень далека от того, чтобы охарактеризовать действительное величие Ленина. Она куда больше привязана к обстоятельствам своего времени, чем предмет, составляющий ее содержание. В последние годы своей жизни Ленин предвидел близившееся завершение периода, начатого 1917 годом, несравненно яснее, чем это излагается в данном очерке его жизни.