Ленин: Пантократор солнечных пылинок

Н. Валентинов признает: да, Ленин часто говорил, что меньшевиков надо расстреливать, однако на словах – тогда как на деле бывшие меньшевики часто работали на государство, иногда на министерских должностях, и Ленин не предпринимал никаких попыток расправиться с ними; таким образом, это была метафора – как в Лонжюмо: «встретите меньшевика, душите его» – а не руководство к действию.

Однако те, кто выполнял распоряжения Ленина, часто испытывали от пользования этой «смазкой» удовольствие; и если в московском Кремле расстреливали одного сисадмина из двадцати, то, например, в нижегородском – пятерых, а еще пятерых перед тем, как отпустить «условно», подвергали пыткам; разумеется, контролировать из одного кремля своих коллег во всех других (а ведь есть еще казанский, тобольский, ярославский и т. п.) долгое время не было возможности; право решать, сколько именно требуется «смазки», делегировалось всем обладателям чекистской лицензии.

Любая реформация застывшей общественной структуры во что-то обходится; но цифры в счете резко возрастают, если реформация запаздывает. Пример Китая в конце XIX века показывает, чтó происходит с социумами, которые сами отказались от модернизации; старый уклад подвергается уничтожению западными странами и, что обиднее, соседями, успевшими провести реформы; поэтому японцы хозяйничали в Китае. Абстрактная истина – «плохо расстреливать безоружных людей и в особенности детей» – существует внутри конкретной ситуации. Царь и его семья, при известных обстоятельствах, могли консолидировать антибольшевистские силы в архаичных слоях общества: крестьянство, казачество, часть офицерства; это был бы фактор, усугубляющий хаос, ведущий к усилению поляризации общества в условиях гражданской войны и новым жертвам.

Есть ли у вновь образованного государства право на террор – и террор какой степени?

На вопрос Горького о том, где проходит грань между необходимой и излишней жестокостью, Ленин ответил вопросом: а каким образом вы измеряете количество ударов, которые необходимо нанести в драке? Это хороший ответ политика и демагога – не отменяющий, однако, того, что случилось: в 1901-м вы рисуете на Николая Второго карикатуры в «Искре» – а через 17 лет вынуждены расстреливать его детей. Правильнее исходить из того, что Ленин – по крайней мере в первые послереволюционные месяцы – не отдавал приказов о терроре против инакомыслящих. Более того, в случавшиеся иногда «хорошие», политически благополучные для большевиков моменты он предлагал работать на свое правительство своим заклятым политическим врагам вроде Г. Алексинского и Ф. Дана (его в какой-то момент хотели включить в состав президиума ВСНХ). Расстрелял бы Ленин царя и его семью, если бы тот не просто сидел взаперти, заполняя дневник глубокомысленными рассуждениями, но изъявил желание чем-то помочь новой власти, например, в качестве военспеца? Этот трагический расстрел, классический «сопутствующий ущерб» – как убийство Лизаветы в «Преступлении и наказании», – был превращен в центральное событие – и катастрофический промах – истории революции много лет спустя. С понятием «царская семья» ассоциировалась политика, которую проводило государство в предреволюционные и военные годы, действия камарильи, одиозная аура Распутина и пр. Если уж на то пошло, эта семья была предана несколько раз – сначала в декабре придворными, потом в феврале генералитетом, затем иностранными правительствами, которые отказались забрать ее к себе, опасаясь, что Россия выйдет из войны. Эти люди не воспринимались «святыми», как сейчас, – и, соответственно, Ленину было проще «разыграть» эти фигуры, которые сами не сделали ничего, чтобы приспособиться к новым историческим условиям, на своей шахматной доске – пока их, не менее жестоко, не «разыграл» кто-то еще.