Ленин: Пантократор солнечных пылинок

Бердяев, проанализировавший в «Истоках и смысле русского коммунизма» феномен отношений Ленина с религией и церковью, блестяще (для человека, который не знал о существовании 29-го тома собрания сочинений ВИ) показал, что Ленин был одержим коммунизмом как идеей фактически религиозной: марксизм для него был абсолютной истиной; и поскольку эта доктрина охватывает не только технику совершения революции, но и «всю полноту жизни», то это «предмет веры». (Не случайно другой философ, А. Ф. Лосев, когда начальство в МГПИ пыталось поставить ему на вид религиозность: «Вы до сих пор верите в бога?» – срезал провокатора ответом: «Ленин утверждал, что абсолютная истина существует».) При всей брезгливости, которую Бердяев испытывает к Ленину, он признает, что в революционности Ленина ощущается моральная подоплека: органическое неприятие несправедливости. Проблема в том, что, согласно Бердяеву, впустив в себя эту идею, Ленин стал отличать добро от зла исключительно в связи с тем, насколько полезным тот или иной феномен оказывается для революции; поощрять истребление инакомыслящих, контрреволюционеров – индивидуально и в массовом порядке – при таком подходе естественно.

Рано или поздно Ленин и его группа новообращенных энтузиастов новой религии обречены были вступить в конфронтацию с альтернативными религиями (в диапазоне от христианства до капитализма) просто потому, что коммунизм сам – доктрина, строго регламентирующая социальные и духовные практики. Экономист Кейнс не случайно назвал ленинизм «странной комбинацией двух вещей, которые европейцы на протяжении нескольких столетий помещают в разных уголках своей души, – религии и бизнеса»: мистицизм и идеализм + прагматизм и материализм; вы проводите модернизацию общества не только ради оптимизации устаревших социальных и экономических решений, но и чтобы воплотить некий идеал; именно поэтому странные и непопулярные реформы можно подавать как решения, принятые «с точки зрения вечности», абсолютной истины, приближения к марксистскому раю – бесклассовому обществу. Так, в последней своей речи 1921 года Ленин призывал подходить к социализму «не как к иконе, расписанной торжественными красками», а как к бизнесу, встав на «деловую дорогу». В целом, пожалуй, Бердяев прав: большевики навязали народу, одержимому идеей избранничества и ожидающему мессию, подмену: мессией стал пролетариат, который теперь включал в себя еще и крестьянство; противоречия между ними позиционировались как несущественные.

«Нутряная» ненависть Ленина к церкви – точнее, отношение к религии как к реакционной деятельности (именно так, на самом деле, расшифровывается его безбашенная метафора: «Всякий боженька есть труположество») – преувеличена ради использования в политической борьбе с феноменом ленинизма. Сам Ленин хорошо знал Библию и церковное право, не срывал с членов партии крестики, до революции принимал активное участие в издании газеты «Рассвет», а после не препятствовал бонч-бруевичевским сектантам создавать коммунистические ячейки и, если уж на то пошло, даже разрешил Поместному собору 1917–1918 годов восстановить патриаршество – единственный из всех послепетровских властителей России. В Конституции 1918 года была статья о равном праве граждан на осуществление атеистической и религиозной пропаганды; в проекте программы партии 1919 года – пункт «избегать оскорбления чувств верующих». В разгар Гражданской войны Ленин подписывает декрет, освобождающий людей от обязательной воинской повинности «по религиозным убеждениям». Коммунисты – те, да, должны были и в частной жизни отказаться от религии: иначе в кризисный момент на их выбор и поведение могут повлиять посторонние факторы; двум богам служить нельзя.

К началу 1920-х, однако, Ленин не мог не обратить внимания на то, что не только крестьянские, но и рабочие массы, разочарованные политикой большевиков, но не рискующие вступать на путь прямой вооруженной борьбы, пытаются обрести утешение в религии; и вот тут церковь в глазах Ленина с нейтральной позиции переместилась в красную зону. Именно в этот момент Ленин применяет в этой области свой излюбленный прием против политических конкурентов – внесение раскола: поддерживаем лояльных советской власти попов – и расстреливаем (ссылаем) «черносотенных», да еще и «с такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение нескольких десятилетий» (сам Ленин вряд ли взялся бы расстрелять даже Савонаролу, но знал, что на подчиненных действуют определенные фразы, род НЛП). Да, это предлагает тот самый человек, который совсем недавно писал: «избежать, безусловно, всякого оскорбления религии»: то, что раньше казалось правильным, сейчас – уже нет.