С момента прибытия он разворачивает активную деятельность, штудируя литературу по политэкономии и знакомясь с местными марксистами. В Петербурге он впервые решает взяться за перо, отправив в журнал «Русская мысль» статью «Новые хозяйственные движения в крестьянской жизни». Статья представляла собой ответ на недавно вышедшую книгу экономиста Постникова. Ульянов интерпретировал приведенные в книге данные о положении крестьянства с марксистских позиций, заявляя, что в российском сельском хозяйстве уже господствуют капиталистические отношения. Однако редакция журнала отказалась публиковать статью неизвестного молодого человека, сочтя его точку зрения недостаточно аргументированной.
В конце 1893 года Ульянов стал принимать участие в собраниях марксистского кружка Технологического института. В жарких спорах он по-прежнему отстаивал точку зрения о том, что Россия успешно идет по пути капиталистического развития и продвинулась достаточно далеко. Однако появилось и новое: Ульянов требовал от своих товарищей, чтобы они не просто обсуждали проблемы экономического развития страны, а вносили реальный вклад в дело подготовки революции.
В конце февраля 1894 года на заседание кружка пришли известные в столичных кругах легальные марксисты Струве и Туган-Барановский. Между ними и Ульяновым разгорелась ожесточенная дискуссия. Гости вынесли из нее противоречивое впечатление: с одной стороны, юноша выступал в роли ортодоксального марксиста, считавшего «Капитал» Маркса едва ли не источником абсолютной истины. С другой, они отмечали влияние на него народнических взглядов, которое, возможно, он сам не осознавал. Вердикт был прост: Ульянов еще слишком молод, ему надо набраться опыта, в первую очередь съездить в Европу, о которой он имеет весьма поверхностное, схематическое впечатление.
Действительно, молодой человек восхищался радикальными народниками Ткачевым и Нечаевым, отстаивал необходимость насильственного свержения существующей власти, ненавидел дом Романовых (в этой ненависти, разумеется, были и личные мотивы). Честолюбие Владимира Ульянова заставляло его стремиться к лидерским позициям внутри кружка – этим во многом объясняется его полемический задор, его стремление выступать в роли «чистого», ортодоксального марксиста. Более того, юноша хотел оказывать влияние на интеллектуальную жизнь российской столицы. Рамки кружка были для него слишком узкими.
В конце 1894 года Владимир написал реферат на книгу Струве «Критические заметки». В нем он продолжил полемику с одной из ключевых фигур в рядах российских легальных марксистов. Ульянов, впрочем, обвинял Струве в том, что никаким марксистом тот на самом деле не является, а представляет собой всего лишь «мелкого буржуа». Особенно жесткой критике подвергалась идея о возможности мирного поступательного развития страны. Юноша полагал, что без революции обойтись невозможно, более того – тот, кто не принимает необходимости революционных преобразований, не может считаться марксистом. Брошюра была отпечатана на гектографе и широкого распространения не получила, в том числе и потому, что Министерство внутренних дел распорядилось арестовать и уничтожить ее тираж.
В то же время Владимир понимал, что в одном его критики правы: его представления о зарубежной Европе действительно почерпнуты в лучшем случае из книг и могут не отражать действительности. Опыт пребывания за границей, который в те времена среди российской интеллигенции самых разных политических взглядов считался едва ли не обязательным для всех образованных людей, был ему остро необходим. На его счастье (и к некоторому удивлению), соответствующее разрешение со стороны государственных органов было получено. В апреле 1895 года Ульянов впервые покинул пределы России.
Первой страной, лежавшей на его пути, была Австро-Венгрия. Здесь Владимир с некоторой досадой обнаружил, что плохо понимает разговорный немецкий язык. Правда, вполне возможно, что речь шла о местном диалекте. Из Австро-Венгрии он отправился в Швейцарию, где посетил известного врача с жалобами на боли в желудке. Врач прописал ему здоровое питание и минеральную воду. Из Швейцарии Ульянов отправился в Париж, а затем в Берлин, где работал в библиотеке. Германия в конце XIX века считалась центром европейской и мировой науки, поэтому нет ничего удивительного в том, что молодой человек особенно жадно изучал именно немецкую литературу.