Ленин. «Сим победиши»

В этой связи Елизавета Драбкина очень кстати напоминает замечание Ленина, которое он записал, размышляя над гегелевским определением сущности: «...Несущественное, кажущееся, поверхностное чаще исчезает, не так "плотно" держится, не так "крепко сидит", как "сущность". Hetva [примерно]: движение реки — пена сверху и глубокие течения внизу. Но и пена есть выражение сущности. Тот НЭП, который мы видели, был пеной, черной пеной»36.

Можно лишь добавить, что поначалу «пены» действительно было больше, а «глубокие течения» прослеживались меньше, ибо негативные стороны этих первых шагов (так называемые «гримасы НЭПа») усугублялись тяжелейшей засухой и голодом, охватившим в 1921 году Поволжье, а затем и юг Украины.

Голод

Неожиданностью эта засуха не стала. 1920 год тоже был неурожайным. Уже в ноябре этого года профессор Петровско-Разумовской академии Владимир Александрович Михельсон, опираясь на многолетние метеорологические наблюдения Московской обсерватории о периодически повторяющихся засушливых годах, написал статью «Важное предостережение», в которой утверждалось, что и предстоящий 1921 год грозит засухой.

Ознакомившись 6 ноября с этой статьей, Владимир Ильич предложил опубликовать ее в «Правде» и «Известиях» с послесловием наркома земледелия С.П. Середы, которое бы указывало на практические задачи, вытекающие из данного прогноза. Об этом Середа должен был сказать и в докладе VIII съезду Советов37. И уже 17 февраля 1921 года создается Комиссия по оказанию помощи сельскому населению, пострадавшему от неурожая, преобразованная 18 июля во Всероссийскую Центральную комиссию ВЦИК помощи голодающим.

Слишком ранняя весна 1921 года действительно не предвещала ничего хорошего. Но пока оставалась хоть какая-то надежда, Совнарком предпринимает отчаянные усилия для успешного проведения весеннего сева. Во все губкомы, губисполкомы, губсовнархозы, всем командующим фронтами и военными округами идут телеграммы за подписью Ленина, требующие ускорить доставку семян, удобрений, ремонт сельхозинвентаря, оказания помощи малоимущим хозяйствам и т.д.

28 марта правительство принимает постановление, согласно которому предполагавшийся ранее объем заготовок зерновых продуктов в 423 миллиона пудов сокращается до 240 миллионов пудов, а также разрешается свободная продажа хлеба в тех уездах и губерниях, которые выполнили гособязательства.

9 апреля, выступая на московском партактиве, Ленин предупреждает о грозящем бедствии, ибо крестьянское хозяйство «после всех разорений, вызванных войной, было еще добито и необыкновенно тяжелым неурожаем [1920 года — ВЛ.] и связанной с этим бескормицей, потому что неурожай был и на травы, и падежом скота...».

Если бы речь шла о нормальных, мирных условиях хозяйствования, поясняет Владимир Ильич, то при урожае в 40 пудов с десятины крестьяне могли бы дать 500 миллионов пудов излишков. И «мы тогда полностью покрыли потребность городского населения — 350 миллионов пудов — и имели бы запас для заграничной торговли и для улучшения крестьянского хозяйства».

Однако шесть лет войны сделали свое дело. Неурожай 1920 года дал в среднем лишь 28 пудов с десятины. И если наша статистика, говорит Ленин, полагает, что на душу населения необходимо как минимум 18 пудов, то неизбежность дефицита, т.е. недоедание и рабочих, и самих крестьян, и армии, станет очевидной38.

13 апреля Ленин пишет Кржижановскому: «Надо предположить, что мы имеем 1921-1922 такой же или сильнее неурожай... С этой точки зрения рассчитать, какие закупки за границей необходимы, чтобы во что бы то ни стало победить самую острую нужду, т.е. непременно дополучить недостающее продовольствие (прямой закупкой за границей предметов питания и обменом на хлеб в окраинах России)...» Из всех заявок на валюту для импорта «только те заявки оправдать можно и должно, кои необходимы с этой точки зрения»39.

29 апреля по инициативе Ленина принимается декрет Совета Труда и Обороны о мерах борьбы с засухой, хотя и в мае Владимир Ильич все еще надеялся, что государству удастся заготовить с помощью налога и через товарообмен хотя бы 400 миллионов пудов40. Конец весны развеял и эти надежды. «К концу мая, — рассказывает Елизавета Драбкина, — хлеба стали желтеть и быстро колоситься, но, выколосившись, колос сох, как в чахотке. Жара и отсутствие дождей превратили траву в сухие былки, уныло торчащие из выжженной растрескавшейся земли. Листья деревьев свернулись и побурели. Только горькая полынь и колючий мордвинник росли как ни в чем не бывало.

...К концу весны хлеб во многих волостях подобрался до корочки, и люди перешли на подножный корм. Чуть свет коровы, овцы, лошади и сами крестьяне отправлялись в лес. Там, где был лес, пока держался утренний холодок, все вместе паслись одним стадом, объедая кору с молодых деревьев и выдирая из земли коренья и старые былки пересохшей травы»41.