Ленин. «Сим победиши»

Врачи вновь заявили, что Владимиру Ильичу необходим немедленный отъезд в Горки, постельный режим и полный отказ от работы. Тут же ему была предъявлена и телеграмма из Берлина от собиравшегося в Москву профессора Фёрстера, заочно «подтверждающая, что до выступления на съезде должно быть не менее 7 дней полного отдыха».

Уезжать из Москвы Ленин опять отказался. Начальнику охраны П. Пакалну он сказал, что «дорога на аэросанях утомительная, а на автомобиле ехать нельзя». Но это походило скорее на отговорку. Указанные Фёрстером семь дней кончались как раз 23 декабря. Приступ вроде бы длился всего полчаса, и Владимир Ильич надеялся, что, может быть, так и дотянет до съезда Советов. И на вопрос Фотиевой, как он себя чувствует, Крупская ответила неопределенно: «Средне, по внешности ничего, а там сказать трудно»306.

Но самообман менее всего был свойственен Ленину. И вечером 16-го (около 21 часа) Надежда Константиновна позвонила Фотиевой и попросила сообщить Сталину от имени Владимира Ильича, что он «выступать на съезде не будет». Вторая просьба к Фотиевой — «конспиративно позвонить Ярославскому» и напомнить, чтобы он «записывал речи Бухарина и Пятакова, а по возможности и других на пленуме по вопросу о внешней торговле»307.

Исход этого Пленума ЦК, открывавшегося в понедельник 18 декабря, все еще беспокоил его. Но опасения оказались напрасными. 18 декабря Пленум единогласно отменил постановление Пленума ЦК от 6 октября. Емельян Ярославский вспоминал: «Предложение Ленина было принято пленумом ЦК, хотя прения и были; и принято было оно, если память мне не изменяет, единогласно. Во всяком случае, в выступлениях Зиновьева и Каменева не было ничего, что указывало бы на их серьезные расхождения с Лениным. Поэтому, записывая коротко ход прений для записки Ленину (о чем он со мной условился накануне, что я перешлю ему секретную записку), я старался всячески успокоить Ильича, указывал в записке, что принципиальных расхождений у него нет с Пленумом ЦК»308.

Однако записей Ярославского Ленин 18 декабря не получил. После принятия резолюции о монополии внешней торговли и окончания утреннего заседания пленума, Ярославский передал свою «секретную записку» в секретариат Ленина. Далее, по его словам, «Володичева дала кому-то переписать мою запись и машинистка, вообразив почему-то, что это рукопись т. Сталина, обратилась к нему за справкой по поводу неясно написанного слова». Сталин тут же вынес эту историю на пленум.

В рассказе Ярославского (в его письме Фотиевой и Володичевой 22 января 1924 года) явно что-то не так. Перепутать почерк Ярославского и Сталина в секретариате Ленина не могли. Вероятнее всего, записку Ярославского показала Сталину Надежда Аллилуева. И на вечернем заседании пленума Сталин предлагает проект резолюции: «В случае запроса т. Ленина о решении пленума по вопросу о внешней торговле, по соглашению Сталина с врачами, сообщить ему текст резолюции с добавлением, что как резолюция, так и состав комиссии приняты единогласно». Тут же, в черновике протокола, запись: «Не записывать в протокол».

А далее еще одно решение: «Отчет т. Ярославского ни в коем случае сейчас не передавать и сохранить с тем, чтобы передать тогда, когда это разрешат врачи по соглашению с т. Сталиным». И в этот машинописный текст подлинника рукой Фотиевой вписано: «На т. Сталина возложить персональную ответственность за изоляцию Владимира Ильича как в отношении личных сношений с работниками, так и переписки». Здесь же пометка Фотиевой: «Не записанное решение»309.

Таковы обстоятельства принятия 18 декабря этого важного документа. Заверения Ленина в том, что он гораздо больше страдает не от избыточной политической информации, а «из-за отсутствия» оной и уж тем более от радужных реляций о всеобщем единстве, было проигнорировано.

В «Дневнике дежурных секретарей» 19, 20, 21 и 23 декабря рукой Надежды Аллилуевой проставлены лишь даты. Никаких «личных сношений» или «переписки» не зафиксировано.

Между тем 19-го у Владимира Ильича немного поднялась температура и его осматривал лечащий врач-терапевт Федор Александрович Гетье, а 20го из Германии прибыл профессор Фёрстер. «Владимир Ильич, — пишет Мария Ильинична, — встретил его очень радушно», но осмотр дал фактически те же результаты, что и 16 декабря, а главное — те же рекомендации: отдых, постельный режим. Впрочем, Фёрстер не был столь категоричен. Во всяком случае против диктовки записки Троцкому не возражал310.

21 декабря Крупская пишет: «Лев Давыдович! Проф. Фёрстер разрешил сегодня Владимиру Ильичу продиктовать письмо, и он продиктовал мне следующее письмо к Вам...» Решением пленума о монополии внешней торговли Ленин был безусловно доволен. На одних оппонентов, видимо, действительно подействовали его аргументы. Другие — спасовали перед самим фактом возможного противостояния Ленину. Так или иначе, победу надо было закреплять.