Ленин. «Сим победиши»

Когда профессор Розанов стал убеждать его в том, что он должен не отказываться от еды, а, наоборот, лучше кушать, «В.И. безнадежно махнул рукой и ответил: "Зачем?"». Как объяснил он Кожевникову, который стал понимать его лучше других, «врачей было очень много, а толку мало и в конце В.И. совершенно отчетливо сказал: "шабаш"». И, по мнению Кожевникова, это «сознание неизлечимости» было дополнительным негативным психологическим фактором, влиявшим на состояние Ленина64.

При всей своей деликатности он нисколько не скрывал этого от врачей. И уже в конце апреля — начале мая иностранная профессура стала разъезжаться. 3 мая на две недели уехал в Германию и Фёрстер. К Ленину теперь ненадолго заходили лишь по двое, по трое: Бехтерев, Нонне, Осипов или Нонне и Гетье, Гетье и Розанов. И все эти дни он старался как можно больше обходиться без посторонней помощи при еде, почти каждый день сидел в кресле, иногда просил покатать его в кресле по квартире или перевезти в комнату Крупской65.

А 14 мая его даже подняли на лифте на веранду. И в этот день Крамер, Нонне, Елистратов и Кожевников, посоветовавшись с Марией Ильиничной, порешили, что поскольку вот-вот начнется лето, то пора уже перевозить Владимира Ильича из Кремля в Горки66.

С утра 15-го подготовили машину: сняли переднее сиденье, положили воздушный матрац и подушки, ослабили давление в шинах, чтобы меньше трясло. Затем, около 15 часов, вкололи Владимиру Ильичу снотворное, перенесли в автомобиль и в 15.15 поехали. Дорога заняла всего 1 час 27 минут, так что Ленин так и не успел проснуться67.

«В большом доме, — вспоминала Крупская, — мы устроили Владимира Ильича так, как он хотел, в той комнате, в которой он жил раньше, до болезни, — самой скромной во всем доме — сняли со стен картины, поставили ширму, поставили кресло, столик... Кресло стояло напротив окна, а из окна было видно село Горки»68.

Переезд повлиял на Владимира Ильича весьма благотворно. В первые дни, когда его вывозили в кресле на террасу, он — после кремлевского шума — буквально сразу засыпал от деревенского воздуха и тишины. А вернувшийся 17-го Фёрстер, как и другие врачи, констатировал, что «В.И. чувствует себя значительно лучше, чем в Москве»69.

Владимир Николаевич Розанов регулярно проводил массаж и гимнастику правой ноги и руки, подробно объясняя функцию каждой мышцы, Ленин внимательно слушал и стал предпринимать попытки, опираясь на чье-либо плечо, самостоятельно пройти от кровати до кресла, потом по комнате, а затем, при поддержке с двух сторон, от комнаты до террасы. Но главное — начались регулярные занятия по восстановлению речи. Начал их Фёрстер, потом Крамер, но с 19 мая за это взялся крупнейший специалист в данной области С.М. Доброгаев70.

Упражнялись в произнесении гласных, согласных, отдельных слов. И так как занятия пошли успешно, то и настроение у Владимира Ильича улучшилось. Головные боли, повышенная возбудимость периодически возникали вновь, но повторяющаяся запись в «Дневнике дежурных врачей» — «настроение ровное и спокойное»71.

22 мая, выступая на II Всероссийском съезде по ликвидации неграмотности, Крупская сказала, что в последние дни наблюдается общее улучшение состояния здоровья Ильича. А Кларе Цеткин она написала: «Сейчас положение таково, что я начинаю надеяться, что выздоровление не исключено»72.

Для того, чтобы написать столь определенно, нужны были основания. К сожалению, подробные записи Алексея Михайловича Кожевникова заканчиваются на 5 мая 1923 года. Далее заводится новый журнал, краткие записи в котором сначала делает Василий Васильевич Крамер, а с 5 июля — еще более краткие — петроградский профессор-психиатр Виктор Петрович Осипов. Но даже по этим записям видно, что тогда — в конце мая — улучшение в состоянии здоровья Владимира Ильича было явным.

Так или иначе, но какой-то импульс, исходивший от Ленина, наверняка был, ибо именно в эти дни Крупская передает Зиновьеву для Политбюро несколько последних диктовок Владимира Ильича. Первая порция — статьи «О кооперации» и по поводу записок Н. Суханова о революции. 24 мая Политбюро признает необходимым опубликовать их, и уже 26 и 27 мая центральные газеты печатают статью «О кооперации», а 30 мая - «О нашей революции (по поводу записок Н. Суханова)».

Поскольку никакой цензурной правки — в отличие от статьи «Как нам реорганизовать Рабкрин» — не последовало, 2 июня Крупская выдает вторую порцию. В этот день Зиновьев пишет Сталину: «Н.К. Ульянова-Крупская передала мне записи В.И. по вопросу о Госплане. Ввиду большой важности этих записей, я предлагаю ознакомить с ними всех членов и кандидатов ЦК РКП, а также членов президиума ЦКК. Прилагаю экземпляр названной записки»73.