Прежде всего необходимо отметить, что вопрос о длительном сохранении тела Ленина встал лишь через несколько недель после его смерти. Материалы комиссии ЦИК СССР по организации похорон под председательством Дзержинского, досконально изученные и опубликованные академиком Ю.М. Лопухиным, бесспорно свидетельствуют о том, что к идее целесообразности бальзамирования пришли лишь в марте. До этого, 56 дней, до наступления оттепели, тело Ленина находилось во временном деревянном склепе и сохранилось лишь благодаря сильнейшим морозам215.
Постановление ЦИК СССР, принятое 25 января, указывало, что склеп на Красной площади сооружается «в целях предоставления всем желающим, которые не успели прибыть в Москву ко дню похорон, возможности проститься с любимым вождем»216.
Во-вторых, расклад мнений, сконструированный в воспоминаниях Валентинова, совершенно произволен. Выступая 26 января на II Всесоюзном съезде Советов, Сталин говорил: «Вы видели в эти дни паломничество к гробу товарища Ленина десятков и сотен тысяч трудящихся. Через некоторое время вы увидите паломничество представителей миллионов трудящихся к могиле товарища Ленина»217.
Емельян Ярославский, тонко улавливавший флюиды, исходившие от генсека, в этот же день писал в «Правде»: «Родной Ленин! Смертное тело твое — скроем в землю, а дело твое, твои мысли останутся с нами в нас»218. Так что никак не могли осенью 1923 года обсуждать вопрос о бальзамировании.
Что же касается филиппики Троцкого, столь сочно выписанной Валентиновым, то никаких документальных свидетельств о его протестах против бальзамирования, кроме его собственных более поздних воспоминаний, не обнаружено. Тем более что в тот момент, когда впервые встал вопрос о длительном сохранении тела Ленина, Троцкий находился в Сухуми.
Протесты Зиновьева и Бухарина также вызывают сомнения. Во всяком случае, когда после смерти Владимира Ильича Крупская обратилась в ЦК с просьбой ускорить погребение Ленина, Политбюро 29 января именно им двоим дало деликатное поручение — «переговорить с Надеждой Константиновной, не согласится ли она не настаивать на принятии ее предложения с тем, что по истечении месяца вопрос будет опять обсужден»219.
Вполне возможно, что указанные Валентиновым лица
Кстати, и сама исходная точка данной легенды — о «резком ухудшении» в октябре-ноябре состояния здоровья Владимира Ильича - тоже несостоятельна. 2 ноября около пяти часов пополудни в Горки прибыла делегация рабочих Глуховской мануфактуры. Они привезли в подарок Ильичу саженцы для того, чтобы высадить под его окнами вишневый сад: мол, зацветут деревья и «глазу будет приятно».
В том, что рабочие в своем желании были совершенно искренни, нет никаких сомнений. Но столь же бесспорно и то, что посещение было санкционировано свыше и в его организации самое непосредственное участие принимала Мария Ильинична. Она встретила делегатов, отвела в «телефонную», где они разделись, а потом поднялись на второй этаж.
Все участники этой встречи, в том числе и Владимир Ильич, ужасно волновались. Ему вручили приветственный адрес от коллектива фабрики, стали рассказывать о своих делах. Ленин внимательно слушал, всячески поддерживал беседу, и им действительно показалось, что он «забросал... вопросами о жизни рабочих», о том, как они «живут и на что жалуются»220.
А когда Мария Ильинична «на ушко шепнула, что нельзя больше Ленина утомлять», шестидесятилетний бородач, молотобоец Дмитрий Кузнецов, похожий на былинного богатыря, обнял Владимира Ильича и со слезами на глазах сказал: «Я рабочий, кузнец, Владимир Ильич, я кузнец. Мы выкуем все, что ты наметил»221.
Надежда Константиновна Крупская позднее написала: «Характерно то, что хоть Владимир Ильич не мог тогда говорить, они этого не заметили и на другой день писали в газете, что Владимир Ильич говорил им то-то и то-то. Настолько у него была выразительная мимика, что они не заметили, что он не может говорить, настолько взаимное понимание было достигнуто, что могла иметь место такая ошибка»222.
Но характерно и другое. Рассказы глуховцев об этой встрече подверглись литературной обработке. И редакторы не могли не знать, что Ленин говорить не мог. Тем не менее именно этот сюжет редактурой затронут не был, и версия о «говорящем Ильиче» получила таким образом поддержку.
Поэтому, когда 26 ноября рабочие машиностроительного завода вновь подтвердили депутатские полномочия Владимира Ильича в Моссовете на 1924 год, они были «в полной уверенности», что «оправившись от тяжелой болезни», он вновь станет «во главе мирового пролетарского движения».