Как раз в начале 1922 года разворачивается очередной скандал, связанный с закупкой продовольствия за границей. Французский коммерсант Юлий Вейлер предложил приобрести у него крупную партию мясных консервов. Предложение было крайне выгодно, ибо за товар он брал не золото, а соврубли. И цена была подходящая: фунт мясных консервов Вейлер отдавал по 75 тысяч рублей при рыночной цене за мясо в Москве — 200-225 тысяч53
.Для любого приказчика задачка простейшая — бери и как можно скорее, ибо товар уже доставлен в Либаву. Но для ответработников-коммунистов — члена коллегии НКВТ Б.И. Плавника и зампреда Московского потребительского общества СД Вульфсона, которые вели переговоры с французским купцом — проблема непомерная. До сих пор они закупали продовольствие на валюту, имея на то санкцию Политбюро. А тут санкция не нужна и отвечать придется самим.
Проходит неделя, другая, а стороны так к согласию и не приходят. Наконец 11 февраля Политбюро по докладу Каменева высказалось за скорейшую реализацию данной сделки. Все? Ан нет! Проходят опять недели. И это в те дни, когда тысячи голодающих ждут продовольствия как манны небесной.
3 марта, после обсуждения с Каменевым, Сталиным и Зиновьевым вопросов внешней торговли, Владимир Ильич пишет Каменеву письмо: «Москгубэкосо предлагает за соврубли купить консервы (или еду вообще). Две недели говорят с Внешторгом... Я бы предложил: поручить Президиуму ВЦИК тотчас принять следующее постановление:
Ввиду безобразия с волокитой по сделке (такой-то) о покупке еды за соврубли приказать Госполитупру
Одновременно, помимо того чтобы «пугнуть», Ленин предлагает членам Политбюро обсудить вопрос «о переводе служащих (всех, кто связан с экономикой) на тантьемы с оборота и с прибыли, с жесткой карой за убыточность, вялость, зевки, и с обязательством на торговые вопросы отвечать в 3-6 часов...»55
Этот «эпизод» с консервами Владимир Ильич тогда же включает и в план своего доклада на XI съезде партии.Но одно дело беспощадная борьба с бюрократизмом и волокитой Внешторга и совсем другое — отмена государственной монополии на внешнюю торговлю. Об этом как раз и шел разговор во время встречи Ленина с Каменевым, Сталиным и Зиновьевым 3 марта.
Мнение ученых, безусловно, крайне важно. Но зачастую они изучают действительность с точки зрения законов развития классического, цивилизованного рынка. Но в России складывался совершенно иной рынок. При той разрухе, голоде, нужде в самом необходимом, при той сумятице в умах, рожденной НЭПом, в данный конкретный момент «торговать свободно, — полагал Ленин, — мы не можем: это гибель России». Пустить иностранных купцов в страну в такой ситуации означает лишь одно: «иностранцы уже теперь взятками скупают наших чиновников и "вывозят остатки России". И вывезут...»
«Проект Сокольникова доказал, — пишет Ленин, — что наш милый, талантливый и ценнейший т. Сокольников в практике торговли ничего не смыслит». Полагать, что за всеми сделками уследит Госбанк — «бюрократическая утопия!». А предоставлять право на ведение внешней торговли губернским экономическим совещаниям — «это значит "дублировать" плохой Внешторг плохими внешторгиками, из коих 90% купят капиталисты»
Поэтому «надо пугнуть»: опубликовать «от имени Президиума ВЦИК твердое, холодное, свирепое заявление, что мы дальше не отступаем в экономике и что покушающиеся нас надуть (или обойти монополию и т.п.) встретят террор; этого слова не употреблять, но "тонко и вежливо намекнуть" на сие». «Иностранцы, зная, что большевики не шутят, считаются с этим всерьез». Что же касается НКВТ, то надо менять людей. «То же самое с нашими гострестами, где "во главе" святенькие члены ВЦИКа и "знаменитые коммунисты", коих водят за нос дельцы»56
.В тот момент вопрос о монополии внешней торговли не стал поводом для дискуссии. С Владимиром Ильичем все вроде бы согласились. 4 марта Политбюро приняло одобренные Лениным «Тезисы о внешней торговле». 13 марта соответствующее постановление принял ВЦИК.
Накануне партсъезда
До съезда партии оставались считанные недели, и в Москве уже вовсю разворачивалась организационная подготовка к нему. Особый интерес в этой связи представляют воспоминания Анастаса Ивановича Микояна, приехавшего в Москву по вызову Сталина 13 января 1922 года.