Ленин. Спаситель и создатель

В натуре Ленина не было интриганства до этого, и оно не пристало к нему впоследствии, хотя и ему пришлось освоить с годами искусство политических «шахматных ходов». Тем не менее, к нему – в реальной жизни, была в полной мере приложима характеристика, которую дал Дюма-отец своему литературному капитану мушкетёров де Тревилю: «Владея способностью вести интригу не хуже искуснейших интриганов, он оставался честным человеком».

Но в 1900 году Ленин подобным искусством ещё не владел, и был, конечно, поведением Плеханова, ошарашен, как, впрочем, и Потресов…

Описывая, как «чуть не потухла» «Искра», Ленин признавался сам себе:

«Никогда, никогда в моей жизни я не относился ни к одному человеку с таким искренним уважением и почтением, ни перед кем я не держал себя с таким смирением, и никогда не испытывал такого грубого пинка…, нас припугнули как детей, припугнули тем, что взрослые покинут нас и оставят одних, и, когда мы струсили (какой позор!) нас с невероятной бесцеремонностью отодвинули….

Ну, а раз человек, с которым мы хотим вести близкое общее дело, становясь в интимнейшие с ним отношения, раз такой человек пускает в ход по отношению к товарищам шахматный ход, – тут уже нечего сомневаться в том, что это человек нехороший, именно нехороший, что в нём сильны мотивы личного, мелкого самолюбия и тщеславия, что он – человек неискренний. Это открытие – это было для нас (с Потресовым, – С.К.) настоящим открытием» – поразило нас как громом потому, что мы оба были до этого момента влюблены в Плеханова и как любимому человеку прощали ему всё, закрывали глаза на все недостатки, уверяя себя всеми силами, что этих недостатков нет…[246]

Итак, Ленин был ошеломлён, но какой же урок из всего этого он извлёк? Гадать здесь не приходится, потому что ответ мы находим у самого Ленина:

«Это был самый резкий жизненный урок, обидно-резкий, обидно-грубый. Младшие товарищи „ухаживали“ за старшим товарищем из огромной любви к нему, – а он вдруг вносит в эту атмосферу интриги и заставляет их почувствовать себя не младшими братьями, а дурачками, которых водят за нос, пешками, которые можно двигать по произволу, а то так даже и неумелыми Streber’ами (нем. „карьеристами“. – С.К.), которых надо посильнее припугнуть и придавить. И влюблённая юность получает от предмета своей любви горькое наставление: надо ко всем людям относиться „без сентиментальности“, надо держать камень за пазухой…»[247]

Ленин писал:

«Не будь этой влюблённости, относись мы к нему хладнокровнее, ровнее, смотри мы на него немного более со стороны, – мы иначе бы повели себя с ним и не испытали бы такого, в буквальном смысле, краха, такой „нравственной бани“ по совершенно верному выражению Арсеньева (Потресова. – С.К.)…»[248]

Конечно, на «крахе» всё не кончилось. Переговоры – теперь уже беседы с Плехановым и другими было точнее называть так – продолжались… Плеханов, как написал Ленин, «проявил всю свою ловкость, весь блеск своих примеров, сравнений, шуток и цитат, невольно заставлявших смеяться…» И было договорено, что журнал «Заря» – забота Плеханова, а газета «Искра» – за Лениным.

После этого Ленин с Потресовым уехали с настроением, которое Ленин описал с горечью:

«Мы решили не говорить о происшедшем никому, кроме самых близких лиц, – решили соблюсти аппарансы (приличия. – С.К.), – не дать торжествовать противникам. По внешности – как будто бы ничего не произошло, вся машина должна продолжать идти, как и шла, – только внутри порвалась какая-то струна, и вместо прекрасных личных отношений наступили деловые, сухие, с постоянным расчётом: по формуле si vis pacem, para bellum…»[249]

Как известно, латинская формула: «Si vis pacem, para bellum» переводится на русский язык как: «Хочешь мира, готовься к войне».

А на войне, как на войне!

И бой…

Ну, пожалуй, сказать, что грянул бой, будет явным литературным преувеличением. Ленин оседает в Мюнхене, и начинается изнурительная работа: переговоры о деньгах, поиски типографии, подходящих шрифтов, поездки по Германии…

Впрочем, война – это всегда тяжёлая работа. А настоящая работа всегда в чём-то похожа на войну. И Ленин работал и «воевал» сразу на нескольких «фронтах».

Переписка из Мюнхена с различными адресатами в России и за рубежом, включая Плеханова (с обращением: «Дорогой Георгий Валентинович!») и Аксельрода, – это отдельно. В августе Ленин записал – для себя: «неужели это я, ярый сторонник Плеханова, говорю о нём теперь с такой злобой и иду, с сжатыми губами и с чертовским холодом на душе, говорить ему холодные и резкие вещи, объявлять ему почти что о „разрыве отношений“…»[250]

Но уже в сентябре пришлось – ради дела, запихивать чувства подальше и с тем же Плехановым сотрудничать, пусть и не так, как мечталось.

Отдельное занятие – редактирование чужих статей для будущих газеты и журнала…

Параллельно – работа над собственными статьями для газеты и журнала…