Ленин. Спаситель и создатель

«Что такое русская интеллигенция – я знаю не хуже Вас и – если Вы помните – был одним из первых литераторов России, который отнёсся к ней резко отрицательно, так же отношусь к ней до сей поры и не вижу причин изменить моё отношение в будущем.

Но, сударь мой, надо же, наконец, понять разницу между политиканствующей интеллигенцией и представителями интеллектуальных, научных сил страны, надо же провести черту разделения между ж…й (у Горького слово написано полностью. – С.К.) Павла Милюкова и головой профессора Деппа, надо же понять, что одна цена – Дану, другая – Бушу…

Поймите же, что на той, на белой стороне, – порядочных людей почти нет, ни одного крупного человека из мира учёных – все они остались по эту сторону, и не ради заговоров (увы, кое-кто, как, например, профессор-биолог Кольцов, и ради. – С.К.), а в искренней надежде, что новый строй даст им широкую возможность работать. И она работают, за совесть, да!..»[1097]

Горький был и прав, и не прав одновременно…

Объяснять Ленину важность для новой России её учёных необходимости не было – Ленин это понимал так, как мало кто.

Но, во-первых, большая часть учёных сосредотачивалась тогда в Петрограде, где высшей властью был Зиновьев, а этот ценил более не учёных, а «пиарщиков»…

Во-вторых, лишь считанные единицы выдающихся российских учёных поддержали Октябрьскую революцию сразу и безоговорочно – как это сделал Климент Аркадьевич Тимирязев (1843–1920). А ведь «представители интеллектуальных, научных сил страны» должны были бы разобраться в сути Ленина и в сути происходящих событий быстрее, чем неграмотное и малограмотное крестьянство…

Тем не менее, непосредственно в рядах РСДРП(б) состоял, ещё задолго до революции, единственный действительно крупный учёный – астроном Павел Карлович Штернберг (1865–1920), большевик с 1905 года, профессор Московского университета и директор Московской обсерватории.

В октябрьские дни 1917 года Штернберг вошёл в Центральный штаб Красной Гвардии Московского ВРК, с ноября 1917 года стал членом Президиума Мосгубисполкома, затем воевал членом реввоенсовета 2-й армии Восточного фронта, с 1919 года стал членом РВС Восточного фронта, и Ленин сносился с ним телеграфным шифром, советуясь не о тайнах звёздного неба, а по конкретным военным вопросам. В 1920 году Павел Карлович умер на фронте от воспаления лёгких.

Увы, Тимирязев и Штернберг оказались исключениями, так что основания для недоверия даже к учёным-естественникам у большевиков были. Тем не менее, черту разделения между ж…й Милюкова и головой учёного-теплотехника Георгия Филипповича Деппа (1854–1921), между Фёдором Даном и флористом, систематиком и ботанико-географом Николаем Адольфовичем Бушем (1869–1941), членом-корреспондентом Академии наук с 1920 года, Советская власть сумела провести быстро.

Более подробно об этом будет сказано позднее – в главах о мирном строительстве после гражданской войны, а сейчас сообщу, что с начала 1920 года была создана Петроградская комиссия по улучшению быта учёных, и Горький стал её председателем. Масштабы деятельности комиссии видны уже из того, что 29 апреля 1920 года Горький обратился в Совнарком с просьбой об увеличении числа академических пайков с одной тысячи восьмисот до двух тысяч.

29 апреля 1920 года Ленин наложил на письме Горького резолюцию: «На заключение Луначарского и Компрода»…[1098]

Конечно, эти две тысячи петроградских учёных получали в пайках не рябчиков в желе и не консервированные ананасы, но в то время сам факт государственной поддержки голодающих учёных показывал, что искренние надежды русских учёных на то, что новый строй даст им широкую возможность работать, уже в недалёком будущем оправдаются.

Возвращаясь же к ответному письму Горького Ленину от 19 сентября 1919 года, приведу и заслуживающую нашего внимания концовку его. Горький писал:

«Засим – пребываю невменяемым до конца дней и крепко жму руку Вашу. Вы тоже невменяемый господин…»[1099]