Ленин. Спаситель и создатель

«Злопамятства, злобности в нём не было; но зато враги его дела для него были не живыми людьми, а подлежащими уничтожению абстрактными величинами; он ими не интересовался; они были для него лишь математическими точками приложения его ударов… За простую идейную оппозицию партии в критический для неё момент, он способен был, не моргнув глазом, обречь на разстрел десятки и сотни людей, а сам он любил беззаботно хохотать с детьми, любовно возиться с щенками и котятами».

Клеветал на Ленина Чернов?

Да как сказать…

Вот что Ленин говорил на XI съезде РКП(б) 27 марта 1922 года:

– И меньшевики и эсеры, которые все такие вещи проповедуют (отступление к капитализму. – С.К.), удивляются, что мы говорим, что мы за такие вещи будем расстреливать. Они изумляются, а ведь вопрос ясен: когда армия отступает, то тут нужна дисциплина во сто раз большая, чем при наступлении, потому что при наступлении все рвутся вперёд. А если теперь все начнут рваться назад, то это – гибель, неизбежная и немедленная… И когда меньшевик говорит: «Вы теперь отступаете, а я всегда был за отступление, яс вами согласен, я ваш человек, давайте отступать вместе», – то мы ему на это говорим: «За публичное оказательство меньшевизма наши революционные суды должны расстреливать, а иначе это не наши суды, а бог знает что такое[1358]?

Кровожадно?

Аморально?

За просто идейное инакомыслие – расстреливать!

Да вот то-то и оно, что Ленин имел в виду не инакомыслие, а паникерские настроения… Инакомыслие – это в мирное время, когда можно, распивая чаи, порассуждать и поспорить на „вечные темы“… А Ленин внятно пояснил: мы пока что на войне, мы – армия отступающая, а нет ничего страшнее паники при отступлении. Потому-то во всех армиях в военное время паникёров и расстреливают…

Так что не „математической“ якобы „холодностью“ Ленина к живым людям объяснялась его позиция, а жёсткой сутью момента.

Ленин говорил о меньшевиках:

– Они никак не могут понять и говорят: „Какие у этих людей диктаторские замашки!“ Они до сих пор думают, что мы преследуем меньшевиков за то, что они с нами в Женеве дрались (Ленин имел в виду былые дискуссии в эмиграции. – С.К.)…»

Пояснив, что дело не в былых разногласиях, а в том, что меньшевики блокируются с зарубежными соглашателями и ренегатами, что они заявляют: «Революция зашла далеко. Позволь нам ещё раз это повторить…», Ленин далее заявлял:

– А мы на это отвечаем: «Позвольте поставить вас за это к стенке. Либо вы потрудитесь от высказывания ваших взглядов воздержаться, либо если вы желаете свои политические взгляды высказывать при настоящем положении, когда мы в гораздо более трудных условиях, чем при прямом нашествии белых, то, извините, мы с вами будем обращаться как с худшими и вреднейшими элементами белогвардейщины»[1359].

Нет, всё же клеветал Чернов на Ленина. Не математически безжалостен был Владимир Ильич, а исторически адекватен. Он допускал инакомыслие, но не допускал инакодействия, вредящего делу Советской власти.

В заключительной речи по политическому отчёту ЦК на том же XI съезде, Ленин, отвечая товарищу по партии Шляпникову, неудачно пошутившему насчёт пулемётов у Ленина, сказал:

– Речь идёт о партийных мерах воздействия, а вовсе не о каких-то пулемётах. О пулемётах речь идёт для тех людей, которые у нас теперь называются меньшевиками, эсерами, и которые делают выводы… об отступлении к капитализму[1360].

Впрочем, и против эсеров Ленин пулемёты не выставлял. Напомню, что после процесса эсеров летом 1922 года ни один из лидеров эсеров реально расстрелян не был – кое-кого из них позже пришлось расстреливать Сталину.

Что же до меньшевиствующих и прочих буржуазных профессоров, то их в 1922 году просто выслали за рубеж – от греха, от России и от политически незрелых умов подальше.

Хотя кое-кого не мешало бы и расстрелять…

Раскрывая тему «Ленин и Сталин», нельзя не коснуться – хотя бы кратко – темы «Ленин, Сталин и Троцкий».

Роль Троцкого в развитии революционного процесса от Февраля к Октябрю 1917 года преувеличена донельзя прежде всего самим Троцким, но ещё более – политической клакой Троцкого, а клака эта была мощна как в среде классического «пиара» того времени – прессы, так и в среде партийных литераторов.

Между тем Троцкий вошёл в руководство РСДРП(б) лишь с августа 1917 года – после VI съезда партии, да и в Россию-то вернулся поздненько – в начале мая 1917 года, через месяц после Ленина и через два месяца после приезда в Петроград из сибирской ссылки Сталина.

Сталин приехал в Петроград 12(25) марта – как раз тогда, когда ничего ещё у большевиков не устоялось, и сразу же включился в организационную работу, в руководство возобновлённой «Правдой». И быстро завоевал огромный авторитет и вес.

Перед приездом Сталина в состав Русского бюро ЦК РСДРП(б) входили А. И. Елизарова-Ульянова, К. С. Еремеев, В. Н. Залежский, В. А. Залуцкий, М. И. Калинин, В. М. Молотов, М. С. Ольминский, А. М. Смирнов, Е. Д. Стасова, М. И. Ульянова, М. И. Хахарев, К. М. Шведчиков, А. Г. Шляпников и К. И. Шутко[1361].