Ленин — Сталин. Технология невозможного

«…И эти люди, лишённые совести и чести, люди с моралью животных, имеют наглость призывать к уничтожению великой русской нации… Немецкие захватчики хотят иметь истребительную войну с народами СССР. Что же, если немцы хотят иметь истребительную войну, они её получат… Отныне наша задача, задача народов СССР, задача бойцов, командиров и политработников нашей армии и нашего флота будет состоять в том, чтобы истребить всех немцев до единого, пробравшихся на территорию нашей родины в качестве её оккупантов. Никакой пощады немецким оккупантам! Смерть немецким оккупантам!»

Перед Сталиным стояла задача, которая едва ли часто выпадала главе государства в мире людей: война с противником, велениями своего руководства полностью лишенным какой бы то ни было морали, чести, этики[53]. Обычно в войнах командование и руководство устанавливают некие правила: кого и при каких обстоятельствах надо щадить, а солдаты нарушают их в ходе всяческих эксцессов. Здесь — наоборот: политическое руководство дает установку на тотальное истребление, а эксцессы заключаются в том, что кого-то щадят.

Действительно, война миров… Впрочем, героям Уэллса было проще. Марсианин до конца оставался марсианином, а немцы, попадая в руки наших солдат, моментально превращались в людей, к которым, несмотря ни на что, приказано было относиться так, как принято на цивилизованной войне.

Нет, сами они в воспоминаниях, конечно, пишут, что отношение было ужасным и варварским. Но и факты, к счастью, приводят. В «страшном сибирском лагере», на самом деле расположенном в Коми АССР, немцы-заключенные имели отдельные кровати (это где в наших лагерях была такая роскошь?), а нормы питания устанавливались для них такие же, как и для русских зэков. В другом случае они получали 600 граммов хлеба в день, не считая всего остального. Исключением был разве что 1946 год — но тогда голодали все. Охранник мог ударить пленного[54], но систематических издевательств не было, и уж точно никого не вешали, не жгли живьем, не распинали в наказание на столбах лагерного ограждения, не проводили медицинских опытов… А то, что при общем голоде и разрухе их кормили и содержали не лучше, чем местное население… а почему, собственно говоря, в Советском Союзе был голод? Или немецкие солдаты тут совсем уже ни при чём?

А уж когда наши вступили на территорию рейха… До сих пор не существует вразумительного объяснения тому, что произошло тогда. Когда наша армия, которая четыре года шла по выжженной земле своей страны, добралась наконец до территории противника… Чем объяснить тот факт, что Германия до сих пор существует? Какие слова нашли наши комиссары, и что творилось в душах наших солдат — потому что если бы они захотели расправиться с немцами так, как те делали это у нас — от стариков до младенцев, — никакие приказы и никакие трибуналы их бы не удержали.

Илья Эренбург писал о сцене, которую видел в Восточной Пруссии в городке Растенбурге: советский солдат колол штыком манекен в витрине магазина. «Я сказал: „Брось! Немцы смотрят…“ Он ответил: „Гады! Жену замучили…“ — он был белорусом». И это отнюдь не проявление варварства: лишь психологическая невозможность вогнать штык в тело живой немки заставила его отыгрываться на манекене. А кухонные болтуны по этому поводу могут заткнуться.

Тот же Дюков приводит пример, когда нашего солдата за убийство пленного трибунал подверг самой страшной каре, которая только существовала в Красной Армии, страшнее расстрела — у него отобрали награды. Подтекст был один: ты не смеешь походить на этих!

Кстати, ещё касательно мемуаров. Любопытно — наши, побывавшие в плену, вспоминают немцев по-разному, но неизменно как людей. А немецкие пленные воспринимают русских как виртуальные фигурки, или просто некую силу. Даже оказавшись в плену, они так и не смогли увидеть в нас существ, подобных себе. И это не единичный случай, а система. В любом положении мы оставались для них недочеловеками…

Это всё к вопросу о русском варварстве и европейской культуре. Пора уже завязать с этими баснями — ну сколько можно-то? Один мерзавец сказал, сто дураков повторили, и все население поверило. Культура — это не люстры с пианинами, и не мостовую с мылом мыть, культура — это совсем другое. А на мой варварский взгляд, те, кто делит человечество на «оберменшей» и «унтерменшей», о культуре лучше бы вообще помалкивали. Как говорится в известном анекдоте: или снимите крестик, или наденьте трусики…