Ленин – Сталин. Технология невозможного

«Целый ряд полков были предоставлены самим себе, уходили с позиций, не получив никаких распоряжений от штабов дивизий, хотя последние имели для этого все данные. Штаб тридцать пятой дивизии снялся со своего места и бросился бежать в тыл, еще когда на небольшом участке обнаружился успех немцев. Ни штабы дивизий, ни штаб корпуса не использовали находившихся в их распоряжении резервов для того, чтобы ликвидировать прорыв».

Естественно, разные военные круги объясняли провал отступления по-разному:

«Виноваты большевики, - говорили офицеры. – Они разлагали фронт. Из-за них это отступление. Немецкие наймиты! Шпионы!

Более благоразумные офицеры и солдаты отвечали:

При чем большевики? Разве в штабе дивизии сидят большевики, если штаб дивизии удирает при первом известии о прорыве фронта?

Шпионы в дивизии, – говорили солдаты. – Штабные нарочно хотят нашего поражения, чтобы показать, что армия разложилась и нужно, мол, против армии принять репрессивные меры – восстановить прежние отношения между солдатами и офицерами, лишить солдат гражданских прав».

В 1941 году за подобное «отступление» командующий Западным фронтом генерал Павлов и его ближайшие подчиненные поплатились жизнью. Пострадали ли генералы образца 1917 года – вопрос риторический. Корниловские меры (о них речь впереди) касались только солдат. Так что вывод, сделанный поручиком, вполне закономерен:

«Здесь, очевидно, была прямая игра: массовыми солдатскими жертвами и оставлением территории вырвать у правительства ряд уступок».

... Из 300 тысяч солдат, участвовавших в наступлении, армии Юго- Западного фронта потеряли 60 тысяч. Брусилов поплатился за провал местом главнокомандующего – но кому от этого легче?

Ни земли...

Крестьяне, сгоряча поддержавшие Временное правительство, тоже ничего не получили, кроме кивков в сторону будущего Учредительного Собрания: мол, как оно решит, так тому и быть. Между тем помещики, предвидя скорую потерю земли, принялись сбывать ее с рук всеми возможными способами: закладывали, толкали за бесценок иностранцам. Продавали скот, сельхозинвентарь, леса рубили так, что крестьяне начали явочным порядком выставлять собственную охрану.

Бывали случаи и крайние. «Известия всероссийского Совета крестьянских депутатов» в середине июля рассказали о помещике Эсмоне в некоем Старобыховском уезде, который травит свои поля: «На предложение милиционера прекратить потраву помещик заявил: ''До Учреди- тельного Собрания своей земли я хозяин и потому, что хочу, то и буду делать». На вопрос, как он решил убирать рожь, помещик ответил: «Рожь останется в поле неубранной... До этого никому нет дела, так как рожь -мое достояние»«. Мол, если не мне, так не доставайся же ты никому! Он был не один такой – о том, что помещики уничтожают собственное хозяйство, сообщения шли в массовом порядке.

И тут с фронта, почуяв, что пахнет «черным переделом», рванули дезертиры – озверевшие от войны, без надежд и иллюзий, зато с винтовками и с некоторым умением организовывать боевые действия. Кончилось все захватами земель с неизбежным «красным петухом» – по всей стране шла пальба и пылали помещичьи усадьбы. Мятежи пытались подавлять вооруженной силой – учитывая, что армия состояла из крестьян, это было просто гениальное решение! Правда, в деревню старались посылать кавалерию и казаков, которые были относительно лояльны – но все равно число мятежей росло, а желание их подавлять у рядовых исполнителей все уменьшалось и уменьшалось. Тем более что вскоре стали бузить и казаки. Земли у них было сколько угодно, однако атаманам захотелось «самостийности». Появились Донская республика, Кубанская республика – и казакам стало не до службы.