Читаем Ленин в поезде. Путешествие, которое изменило мир полностью

Утром моего прибытия в Хапаранду всё сверкало белизной в ярких лучах солнца, – вспоминал он. – На снегу не было ни пятнышка, так что на его сияющем фоне шапки из белой овчины на головах солдат шведского гарнизона казались желтыми14.

По сравнению с Хапарандой русская пограничная застава в Торнио выглядела почти безжизненной. Почти всем приезжим приходилось проводить много времени в избах, служивших царской пограничной охране пунктами досмотра. Хор ехал в Россию по государственной надобности и мог бы прибегнуть к помощи местного агента британской разведки, который здесь почти наверняка имелся, но новый шпион из ведомства “К” не хотел привлекать излишнего внимания. Артур Рэнсом после нескольких досадных проволочек на границе придумал отличный способ: он предъявлял пограничной страже официальное письмо на гербовой бумаге. Хотя на самом деле это было всего лишь требование Лондонской библиотеки вернуть просроченные книги, подпись директора библиотеки д-ра Чарльза Теодора Хагберга Райта была столь витиеватой, что при ее виде даже самый суровый русский бюрократ становился елейно раболепным15.

Однако большинство путешественников, не столь изобретательных, как Рэнсом, с ужасом вспоминали ожидание в Торнио. Хору пришлось ждать так долго, что группа русских солдат решила сплясать на потеху публике, чтобы собрать немного денег с проезжающих. Прошло, казалось, полжизни, но вот нужные штемпели наконец проставлены, багаж кое-как заново упакован, и Хор смог наконец сесть в финский поезд, направляющийся на юг16.

Дорога вновь была по большей части одноколейной. Поезд продвигался медленно, выпуская клубы черного дыма: с начала войны паровозы на этой линии работали на дровах вместо угля. Стоило приоткрыть окно в вагоне, как в него врывались тучи пепла. Облака серого дыма и пара заволакивали виды знаменитых финских озер. Долгота дня стремительно увеличивалась, но все же, когда поезд Хора прибыл на пограничную станцию Белоостров, было еще совершенно темно. На границе, отделявшей Финляндию от остальной России, Хор должен был вновь выдержать многократную проверку документов и выслушать непонятные приказы на чужом языке. Помятый и потерянный, в полночь он наконец прибыл к северным воротам Петрограда – на Финляндский вокзал. Перрон и зал прибытия были едва освещены и пустынны17. Хор уже был готов впасть в панику, когда наконец увидел знакомую британскую униформу – это был его служебный шофер. Багаж Хора был аккуратно погружен, и, устроившись на подушках сиденья, он, наконец вновь почувствовал себя спокойно и уверенно после краткого столкновения с миром варваров.

Они пронеслись через рабочие кварталы за вокзалом, пересекли широкую, наполовину еще покрытую льдом реку и направились в район аристократических дворцов, где Хора ждал номер в гостинице. Каждый дипломат знал, что следует избегать улиц, на которых живут и работают простые люди.

Этот урок Хору предстояло выучить в ближайшие дни – как и правила дворцового этикета; пришлось решать и проблему надежной домашней прислуги. Теперь он был в Петрограде и готовился приступить к работе в британской разведывательной службе – “ведомстве новом, секретном и обладающем не вполне определенным статусом”.

 В 1916 году население Петрограда, выросшее с начала войны на несколько десятков тысяч человек благодаря сезонным рабочим и беженцам, превысило два миллиона1. Сама топография города, построенного в устье Невы, способствовала расселению жителей в соответствии с их социальным положением. Бедные жили в основном у гавани, в фабричных районах, выросших вокруг новых металлообрабатывающих и оборонных предприятий. Улицы за Финляндским вокзалом вели в тесные дворы Выборгской стороны, на которой расположились заводы Нобеля и Лесснера, в настоящее время производившие в основном оружие и взрывчатые вещества, старая Сампсониевская ткацкая фабрика, телефонный завод Эриксона и несколько больших сталелитейных предприятий.

К юго-востоку лежала Охта с ее пороховыми фабриками и снарядными заводами, а к юго-западу громоздился мощный Путиловский завод, выпускавший самую разную продукцию – от рельсов и паровозов до артиллерийского вооружения. Тяжелая промышленность в последние годы перед войной была золотой жилой для спекулянтов, однако инвестиции в жилье для десятков тысяч промышленных рабочих и работниц казались гораздо менее привлекательными19. Тем не менее, невзирая на все трудности, люди из деревни по-прежнему устремлялись в город в поисках работы.

Перейти на страницу:

Все книги серии Corpus [historia]

Первая мировая война в 211 эпизодах
Первая мировая война в 211 эпизодах

Петер Энглунд известен всякому человеку, поскольку именно он — постоянный секретарь Шведской академии наук, председатель жюри Нобелевской премии по литературе — ежегодно объявляет имена лауреатов нобелевских премий. Ученый с мировым именем, историк, он положил в основу своей книги о Первой мировой войне дневники и воспоминания ее участников. Девятнадцать совершенно разных людей — искатель приключений, пылкий латиноамериканец, от услуг которого отказываются все армии, кроме османской; датский пацифист, мобилизованный в немецкую армию; многодетная американка, проводившая лето в имении в Польше; русская медсестра; австралийка, приехавшая на своем грузовике в Сербию, чтобы служить в армии шофером, — каждый из них пишет о той войне, которая выпала на его личную долю. Автор так "склеил" эти дневниковые записи, что добился стереоскопического эффекта — мы видим войну месяц за месяцем одновременно на всех фронтах. Все страшное, что происходило в мире в XX веке, берет свое начало в Первой мировой войне, но о ней самой мало вспоминают, слишком мало знают. Книга историка Энглунда восполняет этот пробел. "Восторг и боль сражения" переведена почти на тридцать языков и только в США выдержала шесть изданий.

Петер Энглунд

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
Мозг отправьте по адресу...
Мозг отправьте по адресу...

В книге историка литературы и искусства Моники Спивак рассказывается о фантасмагорическом проекте сталинской эпохи – Московском институте мозга. Институт занимался посмертной диагностикой гениальности и обладал правом изымать мозг знаменитых людей для вечного хранения в специально созданном Пантеоне. Наряду с собственно биологическими исследованиями там проводилось также всестороннее изучение личности тех, чей мозг пополнил коллекцию. В книге, являющейся вторым, дополненным, изданием (первое вышло в издательстве «Аграф» в 2001 г.), представлены ответы Н.К. Крупской на анкету Института мозга, а также развернутые портреты трех писателей, удостоенных чести оказаться в Пантеоне: Владимира Маяковского, Андрея Белого и Эдуарда Багрицкого. «Психологические портреты», выполненные под руководством крупного российского ученого, профессора Института мозга Г.И. Полякова, публикуются по машинописям, хранящимся в Государственном музее А.С. Пушкина (отдел «Мемориальная квартира Андрея Белого»).

Моника Львовна Спивак , Моника Спивак

Прочая научная литература / Образование и наука / Научная литература

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Клуб банкиров
Клуб банкиров

Дэвид Рокфеллер — один из крупнейших политических и финансовых деятелей XX века, известный американский банкир, глава дома Рокфеллеров. Внук нефтяного магната и первого в истории миллиардера Джона Д. Рокфеллера, основателя Стандарт Ойл.Рокфеллер известен как один из первых и наиболее влиятельных идеологов глобализации и неоконсерватизма, основатель знаменитого Бильдербергского клуба. На одном из заседаний Бильдербергского клуба он сказал: «В наше время мир готов шагать в сторону мирового правительства. Наднациональный суверенитет интеллектуальной элиты и мировых банкиров, несомненно, предпочтительнее национального самоопределения, практиковавшегося в былые столетия».В своей книге Д. Рокфеллер рассказывает, как создавался этот «суверенитет интеллектуальной элиты и мировых банкиров», как распространялось влияние финансовой олигархии в мире: в Европе, в Азии, в Африке и Латинской Америке. Особое внимание уделяется проникновению мировых банков в Россию, которое началось еще в брежневскую эпоху; приводятся тексты секретных переговоров Д. Рокфеллера с Брежневым, Косыгиным и другими советскими лидерами.

Дэвид Рокфеллер

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное