Ленин в Цюрихе. — Париж: Ymca Press. 1975

Но — оппортунисты зашевелились. Конфиденци­ально узналось, что верхушка готовит отложить съезд, каковы наглецы! В таких случаях — предупреждаю­щий удар! отнять инициативу! И поручили Вронскому на собрании цюрихской организации выставить резо­люцию — „против тайной закулисной агитации за отодвигание съезда! признаки впадения в социал-шо­винизм, осудить! “ А была возможность подправить подсчёт голосования — и сделали так, что резолюция принята! Хор-роший удар по центристам! — они ведь боятся прослыть шовинистами.

Но так обнаглела их шайка, что и этого не испу­гались: через день же собрали президиум партии и сбросили маску. (На президиуме были и Платтен, и Нобс, и Мюнценберг, так что всё известно достоверно.) Старый Грёйлих полез порочить всю цюрихскую пар­тийную организацию: в ней, мол, много дезертиров, мы за них поручались, и можно бы ожидать, что именно в вопросе защиты родины они будут... А дру­гой кричал: если партия будет так мараться, мы, сент- галленцы, выйдем из неё! эти товарищи невысокого мнения о швейцарских рабочих (и даже с намёком, что это иностранцы мутят) ... Еще один закатился до шовинистической истерики: идите вы с вашими фор­мулами международных конгрессов! Обсуждение во­енного вопроса во время войны — безумие! в такие минуты всякий народ, мол, соединяется в общности судьбы. (Со своими капиталистами...) Как же демо­билизовать армию, если она защищает наши границы? Да, если Швейцарии возникнет опасность, то рабочий класс пойдёт её защищать! (Слушайте, слушайте!) Но бесстыднее всех вёл себя Гримм. Председатель Цим- мервальда, Кинталя — и такой подлец в политике: что ж, война начнётся — а нам поднимать восстание?.. Делал гнусные намёки против иностранцев и молодых. И, соединясь с шовинистами, 7 против 5, с ничтожным перевесом именно его, гриммовского, центристского голоса — отложили съезд на неопределённое время (считай — до конца войны)... Неслыханно позорное решение! Полная измена Гримма.

Ах, мошенник, скотина, предатель, бешенство бе­рёт! Так тем более теперь развернуть в партии войну как никогда! Оставалось одно: сбить Гримма с ног!

Всё упиралось в Гримма — и важно было сейчас же ошельмовать его, разоблачить, сорвать маску.

Как в драке ищет рука, какой предмет подсобнее схватить и ударить, так и мозг политического бойца выхватывает молниевидные извилины возможных хо­дов. Первая мысль была: Нэн! Необычно, что Нэн, не очень-то левый, голосовал за нас. Значит: выгоднее всего опрокидывать Гримма через Нэна! А как? Напи­сать в газету Нэна открытое письмо, публично назвать Гримма мерзавцем и что невозможно дальше оста­ваться с ним в одной Циммервальдской организации!.. Нет, не так, пусть все пишут открытые письма в газету Нэна, все, кого только найдём, — и под этой лавиной открытых писем и резолюций протеста похо­ронить Гримма навсегда! Каждая минута дорога, пов­сюду собирать левых — и направлять против Гримма!

Драматический момент. В Шо-де-Фоне присоеди­нился верный Абрамович. В Женеве колебались Брил­лиант и Гильбо.

А в Цюрихе вечер за вечером собирались левые и молодые, вырабатывали методы нападения. И стало понятно: открытых писем — мало. Надо совершить политическое убийство — чтобы Гримм уже не встал никогда.

И вот какая форма. Не теряя часа, подхватились вместе с Крупской, Зиновьевым, Радеком, Леви, все силы, какие были в тот момент, — и за много кварта­лов пошли к Мюнценбергу на квартиру. И тут, когда все решительные собрались — Вилли позвонил по те­лефону и вызвал к себе Платтена, не объясняя ему, в чём дело, а — срочно! Надо было взять его в запад­ню, неожиданно. Платтен последнее время явно боял­ся — и Гримма, и раскола, не хотел учиться интер­национальному опыту, проявлял себя слишком швей­царцем, ограниченным швейцарцем, как впрочем и Нобс. (Если вспомнить — откуда взялись они? В Цим- мервальде они просто записались в „левые"...) Так вот, надо было взять Платтена врасплох, за горло.