Ленин в Цюрихе. — Париж: Ymca Press. 1975

Но, Володя, но в Швейцарии ужасен мещанский дух, ты вспомни, как нам там было затхло! Ты вспом­ни, как от нас шарахались после тифлисского экса! — у них, видите ли, право стоит так непорочно, они не могут потерпеть преступлений против собственности!.. И это — социал-демократы?!

Всё правильно, но в Швейцарии вот так не попа­дёшь, как я в Новом Тарге. А Семашко и Карпинского мы освободили шутя.

И какие библиотеки там, как заниматься хорошо!

— и прежде, а сейчас-то, во время войны! Исключи­тельная культивированность и удобства жизни.

Чистая вымытая страна, приятные горы, привет­ливые пансионы, прозрачные озёра с плавающей пти­цей.

Отстойник русской революции.

И при нейтральности страны только оттуда и мож­но будет держать международные связи.

Обдумывать, обдумывать: что же за радость — невиданная всеевропейская война! Такой войны и жда­ли, да не дожили Маркс и Энгельс. Такая война — наи­лучший путь к мировой революции! То, что не разож­глось, не раздулось в Пятом году — само теперь раз­дуется! Благоприятнейший момент!

Раскручивалось и предчувствие: вот оно, то собы­тие, для которого ты жил, чтоб его разгадать! Двад­цать семь лет политического самообразования, книги, брошюры, партийная перебранка, холодное неудачное наблюдение первой революции, для всех в Интерна­ционале — нарушитель порядка, зарвавшийся сектант, слабая малая тающая группка, называемая партией, — а ты ждал, сам не зная, вот этого момента, и мо­мент пришёл! Крутится тяжёлое разгонистое колесо

— как красное колесо паровоза, — и надо не потерять его могучего кручения. Еще ни разу не стоявший пе­ред толпой, еще ни разу не показавший рукой дви­жения массам — какими ремнями от этого колеса, от своего крутящегося сердца, их всех завертеть, но — не как увлекает их сейчас, а — в обратную сторону?

Краков.

Одевались, собирались.

В рассеянности собирался, не вполне понимая, что вот — Краков, и что делать надо.

Понесли вещи сами, без носильщика.

Оглушенье от многолюдья, отвыкли, а тут еще — особенное, военное. Людей на перроне — впятеро боль­ше, чем может быть в будни, и впятеро озабоченнее, и спешат. Монахини, которым бы делать тут нечего — толкаются, всем суют образки и печатные молитвы. Ленин отдёрнул руку как от гадости. Y пассажирской платформы, не на месте — товарный вагон, и в него несут, несут какие-то большие ящики; написано: поро­шок от блох. Толкаются военные, штатские, железно­дорожники, пассажиры. Через густоту перрона — мед­ленно, трудно, чуть не локтями. А по стене вокзала — крупный плакат, жёлтая ткань и красными буквами:

Jedem Russ — ein Schuss ! ¹

Совсем это не к ним относилось, а нельзя вовсе не вздрогнуть.

В зданьи вокзала — набито и душно. Нашли ме­стечко — в тени, на возвышении, у боковой стены, углом на площадь. Тут еще больше густела толпа и много женщин. Посадили тёщу на скамейку, вокруг неё все вещи. Надя поехала к Инессиной хозяйке. Вла­димир Ильич побежал купить газет и шёл назад, чи­тая их по дороге, обталкиваясь со встречными, тут присел на твёрдый чемодан, зажимая газетный ворох между локтями и коленями.

В газетах не было особенно радостно: и о галиций­ской битве и о Восточной Пруссии писалось уклончи­во, значит русские были не без успеха. Но — бои во Франции! но — война в Сербии! — кто это мог меч­тать из прежнего поколения социалистов?

А — растеряются. Выше „мира! мира!" не подни­мутся. Кто не „защитники отечества", те в лучшем слу­чае будут вякать и тявкать „прекратить войну!"

Как будто это возможно. Как будто кому-то по­сильно — схватиться руками за разогнанное паровоз­ное колесо.

Помойные слюнявые социалистики с мелкобур­жуазной червоточинкой, чтобы захватить массы, ста­нут болтать за мир и даже против аннексий. И всем покажется, что это натурально: против войны — так значит „за мир"?.. По ним-то первым и придётся уда­рить.

Кто из них имеет зрение увидеть, имеет волю пе­реступить в это великое решение: не останавливать войну — но разгонять ее! но — переносить ее! — в свою собственную страну!

Не будем прямо говорить „мы за войну" — но мы з а нее.

Тупоумный предательский лозунг „мира"! Для че­го же пустышка никому не нужного „мира", если не превращать его тотчас в гражданскую вой­ну и притом беспощадную?! Да как преда­теля надо клеймить всякого, кто не выступит за граж­данскую войну!

Самое главное — трезво схватить расстановку сил, трезво понять — кто теперь кому союзник? Не с по­повской глупостью вздымать рукава между фронтов. Но увидеть в Германии с самого начала — не рав­но-империалистическую страну, а — могучего союзника. Чтобы делать революцию, нужны ружья, нужны пол­ки, нужны деньги, и надо искать, кто заинтересо­ван дать их нам? И надо искать пути переговоров, тайно удостовериться: если в России возникнут труд­ности и она станет просить о мире — есть ли гарантия, что Германия не пойдёт на переговоры, не покинет русских революционеров на произвол судьбы?