Ленин жив! Культ Ленина в Советской России

Одна из наиболее примечательных публикаций принадлежит Льву Сосновскому, большевистскому журналисту, редактору газеты «Беднота», рассчитанной на широкие массы крестьянских читателей (В 1920 году Сосновский возглавит Агитпроп ЦК). Через два дня после покушения Сосновский поместил в «Петроградской правде» статью, в которой описывает Ленина в терминах христианства — этому стилю он не изменил и после смерти Ленина. Сначала Сосновский говорит о Ленине как о символе для рабочих всего мира — символе борьбы за мир и социализм. Затем он прибегает к риторике, обычной для ленинианы 1918 г. Капиталисты, пишет Сосновский, ненавидят Ленина именно поэтому: они видят в нем своего заклятого врага. Далее он говорит о Ленине как о вожде всемирного масштаба: по его словам, итальянские матери, следуя традиции, согласно которой детям дают имена в честь героев, называют новорожденных в честь Ленина. Сосновский изобрел следующую формулировку: «Ленина нельзя убить. Он так сросся с восставшим и борющимся пролетариатом, что нужно истребить всех до одного рабочих всего мира, чтобы убить Ленина. Пока жив пролетариат — жив Ленин. Разумеется, мы, его ученики и сотрудники, были потрясены ужасной вестью о покушении на дорогого „Ильича“, как его любовно-нежно зовут коммунисты». Ильич смертен, однако Ленин — бессмертный лидер и универсальный символ. «Тысячи раз убеждали его согласиться на некоторые необходимые меры предосторожности. Но „Ильич“ всегда отклонял такие просьбы. Ежедневно, без малейшей охраны, отправлялся он на различные собрания, съезды, митинги». Смертный уязвим, но нанести вред Ленину нельзя. Параллель с Христом более чем очевидна. Ранение Ленина истолковывается как добровольная жертва человека, сознательно подвергшего себя опасности[191].

Жертвенность Ленина, его мученичество являются темой следующего стихотворения — одного из многих, вызванных на свет покушением:

Ты к нам пришел, чтоб облегчить
Наши тяжкие мученья,
Ты к нам пришел, как вождь, разбить
Врагов рабочего движенья…

…Нам не забыть твоих страданий,

Что перенес ты, вождь, за нас.
Ты жертвой стал…[192]

В другом стихотворении Ленина называют мучеником, пострадавшим ради спасения бедняков[193]. Ленин — это «светлый гений», «родной отец», «спаситель»[194]. Наконец, он — некий гибрид Христа и святого Георгия:

Великий вождь железной Рати,
Всех угнетенных друг и брат,
Спаявший в пламени распятий
Крестьян, рабочих и солдат.

Непобедимый вестник мира,

Венчанный терном клеветы,
Пророк, вонзивший меч в вампира,
Свершитель огненной мечты[195].

Широкое признание Ленина мучеником вряд ли могло быть исполнением директивы, спущенной сверху. В то время еще не существовало государственного аппарата, способного навязать массам соответствующие образы и эпитеты, хотя печать Москвы и Петрограда делала попытки в этом направлении. Исторический процесс превращал Ленина в «страстотерпца», напоминающего пресветлых князей, чья святость проистекала из трагической гибели, которая настигала их при исполнении своего долга. Подобно официально поддержанному культу Александра II, культ Ленина берет начало в публичном признании его добровольной жертвы на благо народа. Но сверхчеловеческий статус Ленина осложняется тем, что, претерпев мученичество, он остался живым. Многие тогдашние публикации приписывают спасение Ленина чуду.

Следующий пример демонстрирует сплав идеологии и мистицизма, столь характерный для позднейшего культа Ленина. В статье, появившейся в московской областной газете, указывалось, что только соединенная воля пролетариата спасла Ленина от верной смерти. «История огнестрельных ранений во время последней войны знает много случаев, поистине „чудесных“… когда какая-нибудь записная книжка, медальон, даже пуговица отклоняли направление пули». Но там речь шла о выстрелах с большого расстояния. «Убийца» Ленина стрелял в упор. Несколько сантиметров влево или вправо — и пуля, попавшая в шею, оборвала бы его жизнь. Пуля, засевшая в плече, могла пробить легкое.

Не пуговица и не медальон, но «воля пролетариата», вмешавшись, спасла от гибели вождя, подвергшего себя риску из-за излишней доверчивости[196]. Эта версия напоминает многочисленные правительственные и церковные публикации, наводнившие Россию после неудачного покушения на жизнь Александра II в 1866 г. Пистолетные выстрелы не поразили императора, поскольку «Божественная Длань Провидения» заставила пули отклониться от цели. (Как правило, русские террористы прошлого века были плохими стрелками.)