Ленин

— Духовный совет располагает точными сведениями, что комиссары, среди которых много наших сородичей, участвуют в заговоре против Учредительного собрания, а некоторые из них, как Володарский, то есть Мойша Голдштейн, Гузман и Мойша Рамомысльский, скрывающийся под вымышленной фамилией Урицкий, превратившись в палачей, без суда самым жестоким образом убивают врагов непризнанного пока Совета народных комиссаров. Мы не можем с этим смириться!

— А почему вам мешает то, что евреи уничтожают тех, кто устраивал погромы, или тех, кто со временем мог бы их повторить? — спросил, подняв плечи, Ленин.

Раввин пересказал его слова на иврите. Цадики кивали головами и смотрели круглыми, птичьими глазами. Старший из них произнес что-то тихим, едва слышным голосом.

Раввин с уважением поклонился и повторил его слова по-русски:

— Старый мудрый цадик сказал: «Беда нам, беда! Ибо неразумные действия и бесправие наших сородичей вызовут бедствие, о которых мы не читали в хрониках еврейского народа».

— Вы уже разговаривали с Троцким и остальными? — спросил Ленин.

— В данный момент наши люди предъявляют им наши требования… — ответил раввин.

— Что ж? — сказал Ленин. — Если они согласятся и уйдут, ваши требования будут… исполнены.

Раввин кивнул головой и прошептал:

— Они являются отщепенцами избранного народа, они отошли от нашей веры и не признают наших законов; они не согласятся! Умоляем тебя, чтобы ты согласился отторгнуть их от себя! Твое дело — русское. Пускай русские поступают так, как им подсказывает их совесть!

СОТРУДНИК ЧК

ВОЕННЫЙ КОМИССАР — ВОЕНКОМ

Ленин сорвался со стула и гневно крикнул:

— Кто вам дал право вмешиваться в дела Совета народных комиссаров? !

Остыв, он посмотрел на странных гостей.

Они сидели неподвижно, прямо, смотрели круглыми слезившимися глазами в каемках воспаленных век.

После долгого молчания старый цадик произнес несколько слов.

Раввин немедленно перевел, глядя на Ленина:

— Мудрый цадик сказал: «Если наше требование не будет учтено, туча повиснет над вами, а из тучи может пойти живительный дождь или… ударить смертельная молния».

— Мои милые старцы! — насмешливо ответил Ленин. — Можете умолять, доказывать, жаждать, но требовать и угрожать — не смейте! Это привилегия пролетариата! Слышите? Теперь можете идти! Наш разговор закончен…

Он повернулся к ним спиной и молчал. В нем все кипело. Рука тянулась к электрическому звонку.

«Распорядиться, чтобы Халайнен вывел этих „священников“ несуществующего Иеговы, поставить под стенку и выпустить по ним из кольта две пачки патронов».

Однако сделать это он не осмелился. Не потому, что боялся их персонально. Он и не такое проделывал, но не захотел. Кто же мог заменить евреев в партии?

Аристократы и буржуазия — естественные враги пролетариата? Никогда! Крестьяне? Эти только до поры до времени являются союзниками, но могут превратиться в самых страшных противников. Нет!

Невежественный, болтливый российский рабочий? Он хорош только в качестве пушечного мяса для разбивания голов безоружным буржуям и интеллигентам, для разрушения достижений цивилизации.

Русские — нетерпеливые, непредсказуемые, непоследовательные, сомневающиеся, мечущиеся между аскетизмом и анархией, не могут заменить евреев, переполненных ненавистью, зато сознательно или наследственно связанны инстинктом «роя».

Таково было неумолимое убеждение Ленина.

Поэтому он не нажал кнопку электрического звонка и терпеливо ждал, пока за последним израильским цадиком не закрылись двери.

Он прошелся по комнате, сжимая холодные пальцы.

Долго думал он над словами цадиков и решил ничего о своем разговоре с ними товарищам евреям не говорить.

— Они подозрительны и бдительны… — рассуждал Ленин. — Могут подумать, что в глубине моей души таится зародыш антисемитизма…

Он еще долго не мог успокоиться.

Ему казалось, что он еще слышит мягкий шелест атласных шуб и тихое сопение вздохов старцев. На него отовсюду остро и пытливо смотрели птичьи глаза в красной каемке уставших век, белели седые бороды и серебристые витки ниспадавших на плечи локонов. Шелестело едва слышное эхо спокойной, уверенной в своей силе и значении угрозы: из тучи может пойти живительный дождь или… ударить смертельная молния…

— Откуда он должен ударить? Когда? В кого? — спрашивал себя Ленин.

В коридоре за дверями щелкнула винтовка постового.

Ленин тихо рассмеялся.

— Попробуйте! — шепнул он и сильно сжал кулак.

Глава XXIV

В Киеве в доме раввината проходило тайное собрание израильских представителей. Здание синагоги и прилегающие к ней строения бдительно охранялись молодыми евреями, стоявшими на углах улиц и в ближайшем дворе.

В зале совещаний за круглым столом сидели серьезные сосредоточенные и встревоженные раввины и цадики в ритуальных одеждах. Посланники общин стояли в глубоком молчании, толпясь и глядя на старейшин неподвижным взглядом.

Поднялся старый, поддерживаемый под локти цадик и сказал:

— Пророк Исаия говорил: «Увы, народ грешный, народ обремененный беззакониями, племя злодеев, сыны погибельные! Оставили Господа, презрели Святаго Израилева, — повернулись назад [2]».