Ленин

На шедших переодетыми Дзержинского и Федоренко напала группа поляков, убивших бывшего жандарма и ранивших председателя «чека». Тайная еврейская организация уничтожала своих сородичей, работающих в московском «чека», которым руководил хитрый и жестокий Гузман. Молодой офицер Клепиков, неотступный товарищ Савинкова, точными выстрелами укладывал трупы людей в кожаных куртках и непонятным образом избегал погони и засад.

Троцкий, Каменев, Рыков и Бухарин не отваживались выйти без усиленного эскорта за стены охраняемого латышами и финнами Кремлевского дворца.

Начали кружить беспокойные, страшные для новых властителей слухи.

Возник какой-то до сих пор неизвестный «союз спасения отчизны и свободы», готовящий восстание и мечтающий о взятии Москвы, раздавленной кровавыми руками Ленина, Троцкого и Дзержинского, а также Петрограда, в котором безумствовал Зиновьев.

«Чека» похищала все новые и новые сотни, тысячи виновных и невинных людей, давя их колесами своей окровавленной машины.

В Москву поступали протесты из-за границы, на которые Совет народных комиссаров отвечал полными увиливаний и фальши продиктованными Лениным нотами, а Гузман, совершая налеты, убил английского капитана Кроми, несколько французских семей и, наконец, поручил своему агенту Блюмкину, чтобы тот спровоцировал покушение социалистов-революционеров на немецкого посла в Москве, барона Мирбаха…

Ленин, читая в заграничных письмах энергичные протесты, щурил глаза и говорил, смеясь:

— Это все лицемерные штучки! Европа упилась кровью и теперь все стерпит, все выдержит и со всем смирится! Боясь нас, разражаясь громом проклятий, она кокетничает с нами, как старая проститутка! Помните, как умоляюще и покорно заглядывали нам в глаза представитель Франции — капитан Садуль, английский агент Локарт, американец Робинс, подосланный послом Соединенных Штатов? Им не удалось удержать нас от подписания мирного трактата и помешать в организации армии для революционных целей, поэтому-то они мечутся и угрожают. Но вот что я скажу вам, товарищи: достаточно шевельнуть пальцем и заявить, что, не признавая никаких обязательств царя, мы все же выдадим им разрешение на добычу на Кавказе или Урале, как они прибегут и будут махать перед нами хвостом как собаки!

В Кремль приходили кипы писем и заявлений с просьбами о снисхождении в отношении людей, которые умирали в тюрьмах и были приговорены к смертной казни.

Эти заявления чаще всего были адресованы Ленину, а некоторые — жене всемогущего диктатора.

Однажды Крупская пришла к мужу и робким голосом сказала:

— Я слышала, что Дзержинский, Володарский, Урицкий и Гузман позволяют себе необычайную жестокость… Я хотела попросить тебя вмешаться, ведь это ужасные, невыносимые вещи, позорящие пролетариат, народ, правительство!

Ленин опустил голову.

Крупская заметила, что возле ушей мужа выросли мощные желваки.

Внезапным движением он обратил к ней искаженное гневом и отчаянием лицо и тонким голосом прокричал:

— Только я могу все вытерпеть… все в себе подавить, а они — враги народа — заслуживают снисхождения?! Естественно! Я должен, сжимая сердце, днем и ночью отгонять от себя черные, страшные мысли, потому что Ленин — чудовище, палач, сумасшедший, а они — бедные, невинные, обиженные! Уйди прочь и не смей говорить мне о снисхождении!

Максиму Горькому, критиковавшему ужасную «чека», он ответил резким письмом, раз и навсегда заставив писателя не только замолчать, но даже отказаться от лицемерных объяснений по поводу жестокости российского народа.

В своих газетах диктатор опубликовал коммюнике, чтобы ни к нему, ни к его жене не обращались по делам заключенных, так как эти просьбы будут безрезультатными.

В марте пришли первые сообщения о вооруженных восстаниях против Советской власти. Долгую гражданскую войну, неуверенно и с опозданием поддерживаемую бывшими союзниками, начал Ярославль, утонувший после затяжных боев в крови повстанцев, так как кроме убитых на поле боя, по приговору полевого суда, было казнено 3500 офицеров.

В Пензе военнопленные чехи, сформировав под командованием генералов Чечека, Сыровоя и Гайды свои полки, выступили на Урал.

На Дону, Кубани, в Оренбурге и Забайкалье поднимались казаки. На историческую арену возвращались известные имена «белых» вождей: Корнилова, Каледина, Краснова, атамана Дутова, Деникина, Врангеля.

Деморализованные солдаты и своевольные толпы рабочих, составлявшие Красную Армию, беспорядочно отступали по всем фронтам, прижимаясь к Москве.

На западе, юге и в Сибири начинали действовать генералы Юденич, Миллер, Алмазов, Колчак, атаман Семенов и опасный безумец и мистик «белый Дзержинский» — Унгерн-Штернберг.

Угнетенный народ поднимал голову. Все высматривали спасителей и готовы были им помочь.

Совет народных комиссаров терял голову. Товарищи в панике прибегали к своему вождю и, вырывая на голове волосы, кричали:

— Пришел час расплаты! Идет смерть… что вы на это скажете, Владимир Ильич? Что с нами будет?

Ленин издевательски улыбался и говорил: