— Ничего на потом! Все сразу!.. Я знаю, что необходимо предпринять. Только я не уверен в Центральном комитете коммунистической партии и разных соглашателях. Может, им захочется играть в сентиментальность и буржуазную правоверность? К черту! Я еще за границей все для себя спланировал. Я знаю русский народ снизу доверху. Наверху господствуют утопия и отсутствие воли, затем — пропасть, а на дне — нетронутые, спящие силы! Наша задача — разбудить их. А дорога, ведущая к достижению цели, очевидна, это не дорога даже, а утрамбованное шоссе!
Троцкий наклонил голову и вопросительно посмотрел на друга.
— Каким путем мы пришли к событиям сегодняшнего дня и в этот зал? — продолжал Ленин. — Путем понимания невысказанных устремлений масс и согласия с требованиями их инстинктов. Они были измучены и подавлены войной, поэтому мы выдвинули лозунг: «Долой войну!» Крестьяне неохотно смотрели на то, что у них забирают людей от плуга, поэтому лозунг наш совпал с их убеждениями, а когда мы выдвинем следующий — «Земля — крестьянам», они душой и телом перейдут на нашу сторону. Рабочие, столько раз и так долго обманываемые социал-демократами, лишенные надежды на улучшение быта, моментально примкнули к нашим рядам, над которыми развевали красные знамена с надписями — «Контроль над трудом и продукцией — в руки рабочих». Теперь мы дадим им еще больше.
— А буржуазия, интеллигенция? — спросил слушавший этот разговор старый, бородатый рабочий.
— Она должна погибнуть! Мы, товарищ, сметем этот класс с пути победившего пролетариата! — воскликнул, сжимая кулаки, Ленин.
— А! Наконец-то! Наконец-то я дождусь часа мести! — крикнул рабочий. — За нищету всей жизни, за то, что радость убили еще в детстве, за дочку-проститутку, за…
Ленин подошел к нему, положил ему руки на плечи.
Он долго всматривался в его глаза, а потом сощурил веки и сквозь зубы прошептал:
— Вы отомстите, товарищ, со всей силы, сначала и до конца! Я дам вам такую возможность. Как вас зовут?
— Петр Богомолов. Кузнец с фабрики в Обухово…
— Товарищ Богомолов, когда власть будет в наших руках, напомните мне о нашем сегодняшнем разговоре, я дам вам возможность отомстить до предела, досыта, а если бы вы пришли ко мне с вашей дочерью — то и ей дам!.. Пускай отыграется на врагах пролетариата за свою нищету и позор!..
В этот момент из-за огромных окон зала прилетел и потряс, зазвенел стеклами сухой треск далекого залпа.
Все замолчали и задержали дыхание.
Слышно было только как бьются сердца.
С разных сторон долетали отдельные отзвуки выстрелов, сливались с залпами и замирали. Где-то застрекотал пулемет. Еще один… еще…
По темному небу скользнуло белое жало прожектора, и сразу за ним грохнул пушечный выстрел. С жалобным звоном задрожали оконные стекла, и погасла стоящая на столе электрическая лампа.
— Это — «Аврора»! — воскликнул Зиновьев. — Бомбардирует крепость!
— Наконец-то началось! — вздохнул Ленин и, развернув плечи, потянулся.
С сощуренными веками и открытыми толстыми губами он был похож на большого хищного зверя.
— Началось… — ответили ему шепотом сидевшие за столом люди.
— В добрый час! — отозвался торжественным, восхищенным голосом кузнец и набожно перекрестился.
Ленин топнул ногой и обратил на него злобное, полное пренебрежения лицо.
— Не приходите ко мне, товарищ, потому что ничего я для вас не сделаю! — прошипел он. — Вы раб старых, парализующих, глупых, ядовитых предрассудков о Боге. Из вас такой же революционер, как из меня митрополит!
Он плюнул и пошел к выходу из зала, выкрикивая:
— Суханов, я иду к вам вздремнуть…
Однако кузнец встал у него на пути и пробурчал:
— Я вам попов резать и душить вот этими руками помогу, потому что они помогали царям угнетать нас… Но Бог — это другое. Он обращается к человеку…
— Если Он говорит вам, то Его и слушайте, а от меня отстаньте! — перебил его Ленин.
— Да! Он говорит со мной голосом души… где-то там, глубоко… Ой, не говорите так, товарищ Ленин, не говорите так гордо, потому что не раз еще услышите Его, когда тяжело вам будет, а мысль, как заблудившийся, изголодавшийся нищий, будет стоять на перекрестке дорог, не зная, куда идти — направо или налево. Ой, не говорите! Бог — это большое дело!
Ленин ничего не ответил. Даже не посмотрел на говорившего.
Рабочий стоял еще минуту и смотрел на него и, ворча, быстро вышел из зала.
— Темный, глупый, обманутый церковью скот! — сказал Ленин и, обращаясь к Троцкому, добавил: — Вы слышали, с какой ненавистью звучал голос этого старца, когда он говорил о мести? Это был зов инстинкта! Его использование приведет нас к победе!
— А если все инстинкты темного, еще дикого народа вырвутся наружу? — спросил стоявший рядом Зиновьев.
К этому разговору прислушивался высокий, худой человек с впавшей грудью. Его лицо постоянно сжималось и вздрагивало. Холодные, отсутствующие глаза его оставались открытыми, неподвижными. Он подошел и с бледной улыбкой на лице обронил сквозь стиснутые зубы: