Ленинград-28 (СИ)

Юрка направился к вокзалу, поминутно оглядываясь, отмечая, как меняется походка, словно тело само вспоминало, как ему лучше двигаться. Шаг стал мягче, увереннее, дыхание ровнее, и только голова отдавалась болью, словно внутренности черепа до половины были заполнены ею, жидкой, тягучей гадостью.

До привокзальной площади добрался совсем другой человек. На ходу Юрок сбросил потрепанный ватник, оставшись в трениках и разорванной клетчатой рубахе. Носки кроссовок просили каши, и Панюшин ощущал осеннюю прохладу большими пальцами ног. Скоро похолодает, и придется искать теплое убежище. Теплотрассу у путепровода давно облюбовали вокзальские… Стоп! Панюшин даже остановился на миг. О чем он думает сейчас? Звонок по известному номеру оборвал плавное течение жизни, следовательно, с сегодняшнего дня начнется новый этап.

Ему нужно в Славянск, и ближайший путь в этот богом забытый городок начинается здесь, у первой платформы. А там, как будет угодно проказнице судьбе. Панюшин выбрался на перрон, мышкой юркнул к главному входу, буквально просочился вовнутрь. В небольшом зале ожидания было людно — сидели на скамейках все те же монструозные тетки с баулами, цыгане рыскали глазами, в поисках наивных простофиль, прогуливалась парочка осназовцев без оружия да прочий простой люд. Юрий просочился к стене, укрывшись за дебелой теткой, которая сосредоточенно жевала пирожок, купленный тут же, в буфете. Расписание поездов радовало простотой — разбитые пластмассовые буковки сулили поездку в землю обетованную ближе к вечеру. Юрий запомнил время, бросил косой взгляд на округлый циферблат часов над дверью — те показывали ерунду, остановившись, по-видимому, еще в старые допереломные времена.

Тетка проглотила остатки пирожка и бросила подозрительный взгляд на Панюшина. Ее челюсть пришла в движение, очевидно собираясь поспособствовать зарождающемуся утробному рыку. Юрий не стал мешкать, памятуя про патрулирующих вокзал осназовцев, прижал пальцем сонную артерию, с трудом продавив валики жира, подержал немного, и плавно, без лишних движений, помог опуститься рыхлой туше на предательски скрипнувшее сиденье. Присел ненадолго, сохраняя дыхание, выглянул из-за плеча угомонившейся тетки. Осназовцы разделились — один отправился к кассам, другой вернулся к выходу. Панюшин приглушил взгляд, сделал его сонным и безразличным. Это как поиски кота в темной комнате — все, что требуется от мяукающего, просто затаиться и ждать, все остальное сделает темнота.

Черная, гуще сажи.

Бесконечная и безразличная, словно тьма преломляется в зеркалах, выставленных друг против друга…

Панюшин потер голову, застонал.

Часы над выходом засияли овальным солнцем, а сам выход казалось, провалился в бездну. Темнота задрожала, и широкоплечий парень, с неправильно широкими запястьями сбился с шага, чувствуя что-то странное.

— Иди, иди… — подсказал Панюшин. — Иди, не сомневайся…

Осназовец дернул головой. Остановился.

«Иркутск» или «Челябинск»? — мысли в голове Панюшина превратились в рой разъяренных пчел.

— Иди же… Вперед, навстречу свету. Из темноты сырого помещения в яркий осенний день. — Панюшин уже шептал, не в силах выдерживать больше.

Темнота задрожала, отставая мягкими невесомыми хлопьями. Еще немного и рассеется, растечется по полу, пропадая в мельчайших щелях, и тогда…

Осназовец прислушался к чему-то и начал оборачиваться. Он был без оружия, но к чему оно тому, кто сам оружие. Страшное и неумолимое.

— Иди же… — чуть не заплакал Юрий, и парень с широкими плечами и запястьями послушался. Постоял немного, и пошел к выходу, навстречу тускнеющему солнцу.

Панюшин последовал за ним, загребая ногами, словно пьяный. В голове звенели колокола, в глазах двоилось, троилось и черт знает сколько еще «илось», во рту поселился отчетливый вкус крови.

Убраться отсюда, как можно быстрее, но сначала узнать время. Пробираясь осторожно за врагом, Панюшин успел высмотреть блеснувший циферблат на руке у какого-то мужика в мятом костюме. Тот стоял у выхода, всматривался в темноту вокзала, словно там творилось что-то неподвластное его уму. Панюшин не стал разубеждать его, обдав напоследок облаком успокоения, отчего задергался левый глаз, но дело было сделано — Юрий выхватил положение стрелок на часах, и запустил в голове секундную стрелку, которая резво побежала по кругу, показывая время.

Осназовец пер прямо к перрону, Панюшин же взял много левее, двинулся вдоль путей. Сразу за зданием вокзала начиналась стена мастерских депо, он брел, считая шаги, облупившийся кирпич проплывал мимо. Потом пошли живописные развалины каких-то зданий, Панюшин ускорил шаг, с трудом сохраняя равновесие, добрался к заросшему мхом провалу, нырнул в спасительную темноту. Внутри пахло сыростью и дерьмом. Юрок привалился к грязной стене, и отдался холодному безмолвию сна.

Секундная стрелка в голове Панюшина на мгновение остановилась, но затем, словно решившись, продолжила свой размеренный бег. Она отмечала время до прибытия поезда.

* * *