Его опять затащили назад, бросили на бетонный пол. Потом били. Отдыхали и снова били. Голос в голове начал сбиваться и повторяться. И все равно Панюшин улыбался окровавленными губами.
К старухе Панюшин не пошел. Постоял немного у калитки и отправился восвояси. Но место заприметил. При случае он еще вернется, ногам-то оно виднее, не спроста привели именно сюда. Из дома никто не вышел, впрочем, Панюшин особо и не настаивал.
Следовало задуматься о ночлеге.
Сентябрь выдался теплым, но ночевать на улице уже не хотелось. Панюшин решил отдаться воле случая, расслабил тело и изгнал из головы все мысли. Потом тихонько скомандовал самому себе:
— Вперед…
И ноги сами понесли прочь от старой мазанки. Тело молило об отдыхе, и Юрий с тоской ожидал, когда можно будет отдаться простому очищающему, восстанавливающему сну. Можно даже без сновидений…
Ночевал Панюшин в развалинах старого дома. Выбрал местечко поровнее, положил под голову сумку с разной всячиной, что неизбежно скапливается у каждого путника, и, засыпая, подивился самому себе — ну надо же, можно было переночевать у старухи, а вместо этого приходиться ютиться в развалинах, словно какой-нибудь бродяга.
— А ты и есть самый настоящий бродяга без роду и племени — пробормотал Юрий, проваливаясь в сон.
— Кто ты такой? — в десятый раз спросил Геннадий Сергеевич.
Похожий на обрубок палец раздавил в пепельнице сигарету.
Утро осветило заросшее лицо Панюшина. Юрий открыл глаза — начинался новый день, быть может, не самый лучший, но судя по началу и не из худших. Почти ничего не болело, а значит — жизнь продолжается.
Денег было не очень много — Юрий придирчиво осмотрел ворох мятых купюр. Ничего — для начала сойдет. Нужно озаботиться жильем, привести себя в порядок, а там видно будет.
Выбравшись из развалин, Юрий побрел по улице. Протопав с километр, Панюшин услышал запах болота. Озеро «Лиман» поросло камышом, высокие «качалки» темнели сквозь острые листья. Пройдя вдоль берега, Юрий вышел к небольшому пляжу. Оглянулся — ни души. Дорога осталась позади, и с нее вряд ли бросалась в глаза неприметная фигурка Панюшина.
Вода попахивала тиной, наклонившись, Юрий увидел свое отражение. Н-да, видок тот еще. Коснулся воды — холодная.
Быстро скинув одежду, Панюшин с разбегу бросился в воду. Нырнул, попробовал задержать дыхание. В ушах зашумело. Открыл глаза — муть, не рассмотреть ничего…
Искупавшись, Панюшин почувствовал себя почти человеком. Наскоро оделся, присел на каменистую землю.
Итак, первый пункт — одежда. Побриться, причесаться — пункт второй. И последний, самый главный — жилье. Характер поисков предполагал множество встреч с различными людьми, соответственно внешний облик не должен вызывать подозрений. Ночевки же под открытым небом не добавляли изысканности его естеству, пусть и глубоко духовному внутри, но все-таки весьма отвратному снаружи.
До базара Юрий добрался окольными путями. Вернулся к железнодорожной ветке, и уже от нее, по прямой улице, мимо заводоуправления, двинулся в центр города. Славянск — город контрастов. Улица вела мимо разрушенного цеха, небольшого болотца, обросшего все тем же камышом, заглядывала в частный сектор, где проживали унылые жители, и обрывалась перекрестком у самого базара.
Панюшин проскользнул мимо скучающих собачников, мимоходом погладив внушительного кавказца (почему-то с собаками Юрка всегда ладил лучше, чем с людьми), на миг остолбенел, окинув взглядом внутренности некогда колхозного рынка. Куда-то делись от входа подозрительного вида голубятники, торгующие летной птицей, не жгли таблетки сухого спирта под плоскими аквариумами любители водного мира, да и сами ряды изменились, следуя веяниям времени.
Тут Панюшину свезло. Прямо у входа разбитная тетка торговала бывшей в употреблении одеждой. Юрий без труда подобрал себе обновку, заплатив сущие гроши. Одежду насовал в объемный полиэтиленовый пакет, купленный у той же тетки. Пройдясь по рядам, купил маникюрные ножницы и пару одноразовых бритв.
Сортир оказался платным. Сунув контролерше мятую купюру, Панюшин закрылся в кабинке. Несмотря на платность услуги, внутри воняло хлоркой и нечистотами. Морщась от отвращения, Юрий принялся состригать бороду. Ножницы оказались тупыми — под конец Панюшин чуть не осатанел, но пересилил раздражение, и заставил себя окончить начатое. Морщась от боли, побрился насухо. Выглянул из кабинки. Над умывальниками было вмонтировано в стену небольшое прямоугольное зеркало — в отражении он увидел свое перекошенное лицо. Спутанные нечесаные волосы придавали Юрке странный вид — как будто он напялил на голову найденный на помойке парик.
Наскоро переоделся, стараясь не извозиться. Из сортира Юрий выбрался на божий свет совсем другим человеком. Старые лохмотья он небрежно бросил в углу кабинки. Кому надо, пусть забирает себе. Наскоро умылся, утерся рукавом. Долго смотрел в отражение — на него хмуро взирал незнакомец.
Купил шипящий маслом чебурек, затем, не удержавшись, слопал еще один. Вкусно, но дорого…