Ленинград-34

"Тоже четыре пары глаз, также смотрят на меня. Так, да не так. Те, час назад на консилиуме, светились умом, милосердием; эти — горят волчьим огнем и нетерпением. Что-то у меня эмоциональность бьет через край. Я же только повысил болевой порог, а как настроение улучшилось. Плохо если так, в общении со старичками — профессорами это нормально, а с этими волками нельзя, не уследишь за языком — дорога на цугундер. А с другой стороны, как должен смотреть на мир сотрудники органов государственной безопасности? Зачем я придираюсь? Ну уж точно без сострадания.

Что ж я такое натворил, что четыре туза смотрят на меня эдак-то? Верунчик (непоседа — медсестра) и доктора сегодня утром на мои расспросы отвечали, что, мол, все расскажет следователь. Впрочем один туз, червовый, с простым открытым лицом и орденом Ленина на лацкане, смотрит на меня по иному, даже с симпатией".

— Здравствуйте, товарищ Чаганов. — начал пиковый туз с четырьмя ромбами на краповых петлицах, который по голосу был сразу мной идентифицирован как вчерашний пискля — Агранов. — Ваш доктор дал нам сегодня только пятнадцать минут, поэтому — сразу к делу.

"Товарищ, а не какой-нибудь гражданин. То есть, мы на одной стороне баррикад"!

— Попытайтесь поподробнее вспомнить, что вы делали с того момента как вы тем вечером вышли из кинотеатра.

— Мы, мой друг Василий Щербаков, его сестра Люба и я, вышли на площадь Льва Толстого и…. — Неспешно начал я своё повествование с небольшими остановками, покряхтываниями и постанываниями, что, в общем-то, правильно отражало моё неважнецкое состояние, рассчитывая завершить рассказ через пятнадцать минут на входе в Смольный. Мои слушатели уже начали откровенно скучать, когда минут через десять от начала рассказа, на моменте остановки у Таврического дворца, меня перебил третий туз, неопределенной масти (потому что был лысым), в отлично сшитом по фигуре (довольно пухлой, надо сказать) шерстяном костюме.

— Кто — нибудь заходил в трамвай? — маленькие коричневые глазки впились в меня как два комара.

"Хм, а ведь действительно кто-то заходил. А… тот "псих"…".

— Да, заходил, такой малыш, почти карлик. Я думаю ростом меньше метра пятидесяти. — Начал было я и наткнулся на тяжелый неприязненный взгляд со стороны последнего (трефового) туза.

— Это он стрелял в товарища Кирова? — выкрикнул он (басом!).

— Товарищ Ежов! — Агранов и лысый туз аж подпрыгнули от возмущения.

"Ежов… Нет, ну это ж надо было так обидеть будущего "железного наркома" или "кровавого карлика" — выбирай на свой вкус. Я то ладно, а вот настоящему Алексею Чаганову каково потом будет? Стоп! Как стрелял? Когда стрелял?".

— Там с ним был еще один человек. — Стараюсь переключить внимание слушателей от моей промашки с описанием роста пассажира. Все головы мгновенно поворачиваются ко мне. — Он провожал этого (чуть не сказал Николаева)… вошедшего, но стоял в тени и я плохо его помню. А что с товарищем Кировым?

— С ним все в порядке, ты его спас! — Широко улыбнулся Косарев (1-й секретарь ЦК ВЛКСМ, я вспомнил его фамилию). Агранов и лысый туз с усталыми лицами синхронно откинулись на спинки стульев как бы говоря: А чего уж там, мели Емеля… с кем мы работаем?

— Да, но я ничего не помню что произошло в Смольном затем, — тут мне даже притворяться не пришлось.

— Врачи предупреждали нас, что такое возможно, — Агранов прищурился. — впрочем об этом периоде времени мы имеем много свидетельств.

— Товарищи, прошу на выход — голос доктора Дембо был неумолим. — Больному требуется отдых.

Ежов и Агранов быстро устремились к двери, видимо кинулись колоть Николаева. Поднялся Косарев, подошел, пожелал скорейшего выздоровления и пригласил посетить ЦК ВЛКСМ.

— У нас на тебя большие планы. — Потянулся пожать руку, но, видимо, увидев отбитые костяшки моего кулака, передумал.

Затем подошел туз без масти.

— Лев Шейнин, из прокуратуры СССР.

— Так вы тот писатель… ну, который… "записки следователя"? — неожиданно соображаю я.

— Какие записки? — удивленно посмотрел на меня Шейнин.

— Ну, рассказы следователя, я читал в Известиях.

— Ах, вот вы о чем, да это, действительно, я. — Подтвердил польщенный прокурор. — Приятно было познакомиться.

"Видно записки следователя появилисть позже, а ведь мне действительно требуется отдых…".

Ленинград, ул. Старорусская 3,

больница им. Свердлова,

10 декабря 1934 г. 8:30

Дверь в палату тяжело подалась и в образовавшуюся дверь легко, как птичка, впорхнула медсестра Вера с газетой в руках.

— Я так и думала! — провозгласила она, подняв газету над головой, и торжествующе посмотрела на нас с Петей — вахтером, который появился в палате вчера днем после ухода начальства без объяснения причин. Просто открылась дверь и появился он в яловых сапогах, синих галифе, зеленой гимнастерке с четырьмя треугольниками на краповых петлицах, в расстегутом белом халате и со своим стулом. Причем позднее, в разговоре с ним, выяснилось, что вахтер (первой категории) — это спецзвание, а не профессия.

— Пляши!