Ленинград-34

— Что-то я вас не припомню, — пытаюсь напрячь память.

— Прикреплённый из Москвы. — комиссар показывает свой мандат. — Товарищ Киров прислал за вами свой автомобиль и приглашает на встречу. Давайте ваши вещи.

"Шикарный "Бьюик"! Никогда не ездил на таком. Наверно бронированный, так двигатель заревел при троганье с места. А ход мягкий, как кожа салона. Не машина, а песня, которая, к сожалению, быстро закончилась — Смольный. Ну, что ж, с удовольствием пройдусь по местам боевой славы. До третьего этажа нахожусь под постоянным обстрелом женских взглядов, как какой-нибудь Стас Михайлов, впрочем, без фанатизма, смотрят застенчиво, украдкой. Мужчины, в военной форме и без, жмут руку, стучат по плечам. Любят значит Сергея Мироныча здесь. На третьем этаже малолюдно — режим сильно ужесточен".

— Лёша, ты? — молодой командир армеец со шпалой в черных петлицах с синим кантом распахнул свои объятия.

— …

"Опять, что ли, провалы в памяти начались"?

— Это же я — Ощепков Павел, Шалашинская школа-коммуна. — моя грудная клетка явственно хрустнула.

— Пашка-профессор? — всегда подозревал, что массаж улучшает умственную деятельность. — Что ты здесь делаешь?

— Да, вот, понимаешь, записался на приём к товарищу Кирову, — погрустнел Ощепков. — а его секретарь сейчас всё отменил.

"Неужели из-за меня"?

— Паш, можешь меня обождать? Или нет, лучше… где тебя найти? — чувствую за спиной нетерпеливое покашливание Васина.

— Здесь, недалеко, пересечение улицы Мира и Монетной, КУКС ПВО, — скороговоркой выпалил Павел. — На вахте меня спросишь.

"Ну что ещё два обнимания и я у цели?".

Ленинград, Смольный,

кабинет Кирова,

1 января 1935 г. 15:00

— Вот это другое дело, — Киров трясет мою руку и легонько с опаской стучит по плечу, глядя на меня снизу вверх. — Не то что в прошлый раз. Хоть сейчас на обложку "Огонька"!

"Да, в прошлый раз я видел Кирова две недели назад, когда Петя с Верой учили меня ходить в больничном коридоре. При этом краснея и бледняя от случайных прикосновений и встретившихся взглядов, обращаясь друг к другу по имени-отчеству и с трудом подбирая слова, со мной же говорили языком команд, как к собаке на прогулке: назад, налево и тд. Появление живого Кирова ввело их в полный ступор, они застыли на месте, а я предоставленный сам себе, на трясущихся ногах, сделав несколько шагов вперёд был готов рухнуть, но был подхвачен Сергеем Миронычем в последний момент. С тех пор, конечно, да… прогресс налицо".

Широким жестом он приглашает меня к столу, на котором на медном подносе был сервирован чай.

"Определенно местные обычаи мне нравятся".

— Извини, Алексей, что не пригласил домой, — подходим к длинному столу для совещаний. — там сейчас упаковка. Переводят меня в Москву. Кухарка моя замечательные пироги с капустой печёт, ну, ничего, в следующий раз… А пока, чем богаты, тем и рады.

"Садимся, не спеша разливаем чай и Киров начинает подробно расспрашивать об учёбе, житье-бытье, о нуждах. Солидно, так, отвечаю, что ничего мне не нужно, всё у меня есть (заметил одобрительную реакцию, мелькнувшую в прищуренных карих глазах), что, мол, предложили новое место службы. Хочу одновременно на "Светлане" пройти дипломную практику и получить диплом".

— Понимаю, — махнул он своей густой шевелюрой. — хотел тебя забрать с собой в Москву, но вижу, что это пока преждевременно: тебе надо закончить учёбу, мне войти в курс дела. Так что, отложим эту тему на полгода.

"Благодарю за внимание, пробую бутерброд. Какой, всё-таки, вкусный здесь хлеб! За девяносто лет ржаной хлеб превратился в какое-то непотребство. Оцениваю взглядом последний — с копчёной колбаской, лежащий на тарелке, и отворачиваюсь. Пора и честь знать, а то подумает, что с голодного края".

— Мы с товарищем Сталиным поспорили недавно о тебе, Алексей. — Киров чиркнул спичкой и с удовольствием затянулся.

"Охренеть, обо мне спорят Сталин с Кировым"!

— Скажи, Алексей, о чём ты думал когда бросился меня спасать? — Белый табачный дым устремился к потолку.

— Ну это легко, — быстро подхватываю тему. — у меня два часа назад была встреча с корреспондентами газет, так один из них, кажется из "Комсомольской правды", чтобы успеть передать материал для завтрашнего номера, начал диктовать его по телефону: "успеть, только успеть, одна эта мысль билась в мозгу Алексея, когда он один, безоружный бросился на двухметрового верзилу обнажившего ствол".

Киров заливисто смеётся, откидываясь назад на спинку стула.