Ленинград-34

— Идёт. — Отвечает народ с оттенком разочарования от упущенного зрелища и устремляется к выходу.

Расплачиваюсь с Ипполитом Януарьевичем тем самым благообразным старичком и выхожу в прихожую, в которой заканчивается хвост очереди в уборную.

— Шинель советую в прихожей не оставлять, — насмешливо замечает стоящий последним щёголь с подбритыми усами. — а то поутру можете её и не найти.

У моей двери стоят два бумажных мешка из редакций "Комсомольская правда" и "Смена" с письмами фанатов.

"Тяжёлые, блин… А что, неплохая комната… два окна… метров двадцать пять… потолок три с половиной… правая стена-перегородка не доходит до потолка сантиметров на двадцать… зато ближняя к чёрному ходу"…

— Развели псарню! — из коридора послышался истошный лай собак. — Я на вас в суд подам.

— Они ж тебя не кусают! — чтобы вести дискуссию, оказывается, нет необходимости выходить в коридор.

— Как-то не так я себе представлял квартиру холостяка… — мысленно замечаю я, укладываясь на постель из писем поклонниц, некоторые из которых были даже надушены. — что ж есть время до утра заняться разбором релейных схем. Начну с полного сумматора. Сублимация — это то, что нужно мне сейчас, спасибо доктор Фрейд.

Ленинград, проспект 25 Октября д.28,

Издательство "Молодая Гвардия", 14 марта 11:00.

Из-за чуть приоткрытой двери кабинета главного редактора доносится оживлённый разговор: обсуждают проект макета межпланетного корабля, предложенный самим Циолковским.

"Это надолго…, судя по многоголосице, доносящейся из-за двери, в обсуждении принимают участие человек семь-восемь. Хм… специальный отсек — космический огород, космонавты в длительном полёте к другим планетам должны иметь свежие овощи… резонно".

Встаю со стула и делаю знак секретарше, что, мол, посижу в холле, та с виноватой улыбкой поддерживает моё решение. Подхожу к огромному окну, выходящему на Невский. Где-то читал, что окна такого размера стали использовать в проектах зданий только с применением в строительстве металлоконструкций. Архитектура Дома Книги ещё интересна тем, что медные водосточные трубы спрятаны внутри стен. Сейчас моросит дождь перемежающийся мокрым снегом. Прикладываю ухо к стене, нет, потока воды не слышно. С другой стороны холла меньшее по размеру окно выходит во внутренний дворик, перекрытый стеклянной крышей, усиленной изогнутыми металлическими балками. В холе достаточно многолюдно, редакторы и технические работники выходят сюда поболтать и покурить. На удивление принудительная вентилляция справляется со своей задачей не плохо.

Неподалёку о ком-то сплетничают две девицы лет двадцати пяти, небольшого роста со вкусом и модно одетые. Та, что ближе ко мне манерно курит длинную сигарету, вставленную в чёрный мундштук, изредка бросая на меня поощряющие взгляды и периодически отводя плечи назад, чтобы подчеркнуть и без того выдающиеся формы.

"Неплохо работает орден, даже, пожалуй, лучше моей рыжей карликовой таксы из далёкой-далёкой прошлой жизни".

— Лидия Корнеевна, шо у нас с "Прыжком в ничто", — молодой высокий парень в широкой серой рубашке, синих нарукавниках, узбекской тюбетейке и остро отточенным карандашом за ухом обращается к моей соседке с мундштуком. — закончили вычитку?

— Осталось несколько страниц. — ледяным тоном отвечает она, сохраняя добродушное выражение лица, её подружка при этом не скрывает своего презрения к подошедшему.

— Уже месяц прошёл, товарищ Чуковская, — парень игнорирует невербальные знаки подруг. — я, как ответредактор, вынужден доложить Михал Юрьевичу.

— Да хоть Александру Сергеевичу, — зло шипит Чуковская в спину удаляющемуся редактору не двигаясь с места. — Ты знаешь, кто получил квартиру Бориса Житкова на Петроградке? Этот самый Беляев, чьи бредни я сейчас вычитываю. Отец ничего не смог сделать…

— Товарищ Чаганов, — в двери приёмной показалась секретарша главного редактора. — прошу вас заходите. Множество голов повернулось в мою сторону.

Беру свой тубус и, ведомый Яковом Исидоровичем, попадаю в пустой и совершенно безликий кабинет главного редактора Гальперина М.Ю., неотличимый от тысяч близнецов: длинный стол для заседаний, графин с водой и одним стаканом, стулья рядом, письменный стол и два портрета за ним на стене.

"Здесь-то, пожалуй, и отличие — это Максим Горький и ещё кто-то не очень знакомый… Демьян Бедный"?

— Вот доска, — кивает он на ученическую доску с мелом и мокрой тряпкой, стоящую слева от двери на двух стульях.

Постепенно кабинет наполняется людьми, возвращающимися с перерыва и с интересом поглядывающими на мой плакат.

— Продолжим, — встаёт Перельман. — товарищ Чаганов, вам слово.

— Тут у меня, конечно, не космический корабль, — киваю на чертёж за моей спиной (слышится смех, в кабинет заходит Абрам Иоффе) — но, по моему, значение вычислительной машины для будущего человечества также трудно переоценить.