Ленинград-34

Десятиминутная поездка и я выхожу на Дзержинской. Станция радикально отличается от Комсомольской своим аскетизмом (утешительный приз проигравших рационалистов): никаких украшений, строгие формы серого гранита не дают никаких зацепок для взгляда. Длинный эскалатор выносит меня на площадь к началу Никольской.

"Обжёгшись на молоке станешь дуть на воду… Вот приехал за час до срока… и не только из-за втыка, полученного от Оли ("… на место встречи надо приходить заранее, чтобы иметь время на изучение обстановки, путей отхода…"), но и потому, что хотелось просто побродить по округе, интересно ведь".

"Так, а где здание НКВД, центральное на площади Дзержинского"?

На месте его семиэтажного протяжённого строгого фасада — два четырёхэтажных здания, щедро украшенных деталями, заимствованными из античности, эпохи Возрождения и барокко, и разделённых вполне себе проезжей улицей — Малой Лубянкой. Как завзятый турист начинаю исследовать это чудо. Смело направляюсь в логово "кровавой гэбни" (скоро движение уже перекроют и эта часть улицы до Фуркасовского переулка станет внутренним двором комплекса зданий), где по правую руку во втором здании идёт крупное строительство… "Хорошо гуляю, а сколько сейчас времени? Часики-то мои накрылись медным тазом, механизм вынесло начисто, и остался гравированный корпус и ремешок". С трудом одной рукой открываю тяжеленную двухметровую парадную дверь главного здания НКВД СССР и показываю своё удостоверение дежурному.

— Опаздываете, товарищ Чаганов. — недовольно хмурится он и поднимает трубку телефона. — Секретариат… Старший вахтёр Васечкин, прибыл Чаганов, вход номер один.

"Горбатого могила исправит, всё равно опоздал, растяпа".

Оглядываю великолепный холл, начинающий терять свой гламурный лоск под напором новой жизни и новых хозяев. Дубовые двери боковых выходов на Большую и Малую Лубянку наглухо заколочены, огромные двухметровые окна по периметру здания изнутри до уровня человеческого роста заклеены белой бумагой, оставшаяся же прозрачная их часть достаточно велика для освещения помещения в солнечную погоду. Столик вахтёра на гнутых ножках с телефоном и журналом посещений преграждает путь на широкую лестницу отделанную белым мрамором и укрытую красной ковровой дорожкой, с правой стороны от которой расположена дверь лифта со стрелочным указателем текущего номера этажа наверху.

— Товарищ Чаганов, я — Черток, — откуда-то появляется невысокий улыбающийся человек в форме НКВД с тремя шпалами в петлицах. — пройдёмте за мной.

"Как чёрт из табакерки".

По лестнице легко взбегаем на третий этаж и идём направо по длинному гостиничному коридору с номерами в обе стороны, на дверях которых под номерами, оставшимися со старых времён, прибиты таблички с аббревиатурами: ОК, ГУРКМ, УСО. Не доходя до двустворчатой двери с закрашенной, но проступающей на стене надписью "Люкс", заходим в соседнюю с табличкой "Секретариат", проходим между двух письменных столов секретарей и через дверь в левой стене попадаем в другую комнату, где нам на встречу поднимаются два дюжих сотрудника.

— Оружие есть? — вопрос, конечно, риторический, две пары внимательных глаз уже изучили мою фигуру вдоль и поперёк.

— Нет. — произношу я свою часть пароля и передо мной открывается ещё одна дверь.

Из-за массивного письменного стола в углу кабинета, на котором царил идеальный порядок, мне навстречу поднимается, знакомый по портретам в кабинетах моих начальников и газетным фотографиям, Генрих Ягода — нарком внутренних дел. Подходит и сердечно жмёт мне руку. Из-за моёй спины в кабинет просачивается Черток с фотокорреспондентом, судя по треноге с фотоаппаратом гармошкой. Действуя очень слаженно, они быстро подняли шторы по обеим сторонам стола и открыли раскошный вид на площадь Дзержинского и не очень хороший на Малую Лубянку, составили из нас с Ягодой выигрышную композицию на фоне портрета Сталина и попросили замереть. Фотокор изысканным плавным движением снял крышку объектива, а затем после секундной паузы артистично вернул её на место. Нахмурился, сменил фотопластинку, попросил меня быть серьёзнее и повторил манипуляции с объективом.

"Надо отвыкать от улыбок при фотографировании, чай, не в Америке. А вообще — то опытная у него группа пиарщиков. Ну-да, довольно часто мелькают в газетах фото наркома с участниками лыжных пробегов, артистами и писателями".

Корреспондент с аппаратурой ретируется, на маленьком столике появляются два фарфоровых чайника и чашки на блюдцах, в розетках мёд и ложечки, всё из одного сервиза. Хозяин кабинета сам разливает чай по чашкам.

"Сразу видно человек умеет ценить прекрасное, красивые вещи: приныкал буржуйский сервиз — сохранил для своих потомков. Куда там Кирову с его толстостенными стеклянными полустаканами-полукружками. А чай-то цейлонский, небось из Англии, не чета Сталину с его грузинским. Пытается вблизи разглядеть своего брата-рыбака? Возможно".

С удовольствием смакую душистый напиток с экологически чистым мёдом. Ягода интересуется моим самочувствием, отвечаю, что уже лучше.