Ленинград действует. Книга 3

«Как там было дело поставлено?» — «Вы меня спрашиваете, это было дело моих рук, я вам должен сказать: хорошо». — «Как вы попали в Будапешт?» — «По приказу из Берлина. В апреле». — «Какие обязанности несли?» — «Те же самые, что и в Пскове». — «Кого там расстреливали?» — «Никого не расстреливали». — «Евреев, наверное?» — «Ни одного еврея. Наоборот, большому количеству евреев я спас жизнь, вы этому не поверите». — «Кто их расстреливал?» — «Те, кто всегда этим занимался, СС, гестапо и другие. Я ничего общего не имел с ними и, когда имел возможность, спасал евреев». — «Где вы попали в плен?» — «В Будапеште, при попытке прорваться» — «При бегстве?» — «Из осажденной крепости пытались вырваться». — «И не вырвались?» — «Не удалось…» — «Как вас могли назначить начальником тюрьмы Торгау, если вы не разделяли фашистской идеологии?» — «Не Гитлер, не фашисты назначали, а генералы, как раз те, которые принимали участие в покушении на Гитлера. Если б я был фашистом, то, согласитесь, что сегодня я был бы генерал-фельдмаршал». — «Так вы, что же, проводили антифашистскую политику?» — «Я тоже не делал этого. Я воспитывал полноценных членов немецкого общества». — «Сколько по вашим приказам сожжено населенных пунктов?» — «Не знаю. Из данных — один, два, три, так как в январе месяце меня уже не было». — «Вы в Пскове были до двадцать восьмого февраля». — «Нет. Двадцать шестого декабря я был отозван на специальное задание, а третьего — четвертого февраля я вернулся. С третьего по шестнадцатое я был комендантом». — «Сколько приблизительно населенных пунктов сожжено в декабре?» — «Не знаю». — «А сколько донесений получили?» — «Они не ко мне приходили». — «Вы сказали, что вы ежедневно получали сводки (читает) о ходе эвакуации деревень и сжигании поселков. Здесь сказано: ежедневно сжигались один-два населенных пункта. Верно это?» — «Правильно». — «От кого вы получали приказ о сожжении населенных пунктов в полосе двадцати километров от железной дороги?» — «Не помню». — «А населенные пункты сжигали!» — «Нет, опять не по моему приказу… По моему приказу было только две попытки поймать партизан в районе Карамышево и (пропуск в записи)». — «Какие донесения вы получили об этих операциях?» — «Партизаны успели убежать. Единственная добыча — захватили танк немецкий, который был у партизан». — «А почему в результате этих операций были сожжены сотни населенных пунктов, уничтожены тысячи жителей?» — «Не знаю об этом». — «Вам недостаточно тех показаний — о том, что делали Скотки, Янике, Зоненфельд и другие по вашим приказам?» — «Нет, недостаточно». — «Вы верите, что они это сделали?» — «Верю, но это не по моим приказам, и я об этом ничего не знал». — «Что делалось с пленными партизанами?» — «По приказу высшего командования расстреливались». — «Это делалось в вашей комендатуре?» — «Это делали специальные части». — «Вы на предварительном следствии показали, что это делалось». — «Я и теперь это говорю. Когда я прибыл на должность коменданта, эти приказы уже были, так как борьба шла уже два года…»

Вопрос защитника:

«Вы показали, что вы окончили только народную школу. Достаточно ли этого в Германии, чтоб стать генералом?»

«Я стал генералом, следовательно — достаточно!»

Объявляется перерыв до шести часов вечера…

Да… Тактику «моя хата с краю, ничего не знаю» Ремлингер применил в полную меру своих ограниченных умственных способностей! Это понятно всем!

В зале напряженная тишина

30 декабря. 18 часов. Показания свидетелей

Первым из свидетелей дает показания колхозник из деревни Ростково, Новосельского района, В. Ф. Федоров. Ему пятьдесят три года, он малограмотный. Рассказывает он о том, что произошло в деревне Ростково 23 декабря 1943 года:

«Скажу все точно, что было в нашей деревне. Пошли на работу…

Попадаются нам множество немецких стрябителей. Только принялись за работу, заслышали стрельбу. Староста неволит работать, а у нас руки вянут, ништо не ладится… Видим, горит Ростково, сожгли его. Мы бежим, шесть километров, все бежим, все бежим, пришли домой, деревня вся горит, а мы в валенках, вода кругом. Никого не нашли, ни одного человека никого не нашли. Ищем, все промокли… Нас осталось только десять человек… В сарай всех наших согнали, сожгли заживо… Нашли мы только трупы, которых половина сожжена.

Голову тронешь, она вся рассыпается, ноги, руки отсыплятся, только туша… Нам стало страшно… Выкопали утром земляночку, так и прожили два месяца с половиной, когда пришли герои наши… Ну, я бы этих грабителей, если б только мне дали власть, я бы их перерезал всех, не могу смотреть! Погибли… (Федоров перечисляет имена и фамилии). Внучка, четырех лет, как единая куколочка, мы ее берегли… Тридцать три человека только детей погибло. Всего шестьдесят четыре человека погибло…»

«Расстрелянные тоже были?» — спрашивает суд.