Ленинград действует. Книга 3

Другие кадры показывают множество приказов гитлеровского командования, заканчивающихся словами «подлежат расстрелу», «расстреливаются», «расстрелять»… Под одним из таких приказов — четкая подпись: «Ремлингер»… Что стоят после этого все увертки и отрицания глядящего на экран Ремлингера?..

Мы видим на экране те разрытые рвы, ямы, могилы, где происходили массовые расстрелы людей, множество трупов женщин, детей, стариков, со следами изощренных пыток; десятки концентрационных лагерей, обведенных колючей проволокой, и в них опять — могилы, тысячи трупов. В Демянском концлагере только три человека уцелело из тринадцати тысяч заключенных туда мирных жителей…

В зале такое же напряженное молчание, какое воцарилось во время рассказа судебно-медицинского эксперта Владимирского…

После фильма включается свет. Тишина. Прокурор обращается к Ремлингеру.

Тот, уперев руки в колени, мрачный, встает.

«Подсудимый Ремлингер! В городе Пскове при комендатуре работали два суда, созданных для мирного гражданского населения. Они выносили приговоры: к расстрелу. Кто приводил в исполнение эти приговоры?»

Ремлингер:

«Я не могу сказать. При комендатуре был только один военный суд. В Пскове было больше».

…И опять:

«Что он делал, этот суд?» — «Выносил приговоры». — «К расстрелу?» — «Наказания». — «К расстрелу?» — «По заслугам!» — «Я спрашиваю: к расстрелу?» — «Были случаи, и к расстрелу». — «Ну вот, расскажите, какие вы знаете?» — «Об особых случаях я не могу рассказывать». — «Расскажите не об особых». — «Я не знаю, что от меня требуется… Расстрел применялся, когда нужно было так судить за проступки». — «Значит, присуждали к расстрелу за проступки, а не за преступления? Какие преступления совершались?» — «Взрывы, поджоги, бандитизм и так далее». — «Лжете, подсудимый Ремлингер! Стыдно вам врать перед судом. Потому что в Пскове советские граждане находились в таких условиях, что они заниматься бандитизмом не могли. Немцы занимались бандитизмом!» — «То, что я сказал, так было». — «Ваш отдел?» — «Моя комендатура не занималась этим». — «Жандармерия вашим отделом была?» — «Я с этим не имел ничего общего». — «То есть вы хотите сказать, что ничего не знали?» — «Жандармерия приводила в исполнение приказ». — «А жандармерия подчинялась Ремлингеру!.. Вы лично присутствовали при расстрелах?» — «Ни одного раза». — «У вас есть такие показания, что присутствовали!» — «Это ложь». — «Хорошо. Где приводились приговоры в исполнение? В каком месте?» — «Не знаю. Суд присуждал, жандармерия выполняла». — «Ну вы все-таки знали, что очень много присуждалось к расстрелу советских граждан?» — «Я лично ни одного не расстрелял… Что делало гестапо, я не знаю, потому что это делалось тайным образом». — «Вы — генерал, комендант города, вы не могли не знать!» — «Я ничего не знал, я не имел возможности туда заглянуть. Что делали СС, охрана, гестапо, я не мог знать». — «Но у вас была своя жандармерия. Вы заглядывали туда? Она докладывала вам?» — «Да, работа была связана». — «Очень тесно связана?» — «Очень тесно, я не могу сказать». — «Все отделы, полиция работали вместе? И этими отделами руководил Ремлингер?» — «Я ничего общего с этими отделами не имел». — «Вы слушали показания эксперта о разрытых могилах. Что вы можете сказать по этому поводу?» — «Это я слышал». — «Что скажете?» — «Я ни одного человека не расстрелял и не давал приказа о расстреле». — «И ничего не знали?» — «Нет».

В зале рокот. Ремлингер прислушивается, продолжает:

«Почему вы на меня все валите?» — «Не все — на вас. И на других». — «За такое короткое время столько нельзя было сделать». — «А за короткое что вы успели?» — «Приказы такие мною не издавались… мною — ни одного». — «У вас был подчиненный — комендант в Крестах. Там расстреливали советских граждан». — «Был. Я не знаю. Этот лагерь не был мне подчинен. Все гражданские лагеря были в подчинении группы «Норд». — «А вам подчинялся кто?» — «Седьмой отдел был в моем подчинении, но с лагерями он не имел ничего общего. Во все время моей работы ни одно слово не было сказано в отношении этого. Я с лагерями не имел ничего общего». — «Вы признаете, что в лагерях уничтожались люди?» — «Я не знаю». — «Военнопленные?» — «Я ничего не знаю об издевательствах в лагере, который был мне подчинен. Я прошу верить тому, что я говорю, это был военный лагерь, они специальному генералу подчинялись». — «Сколько было таких лагерей?» — «Я не знаю». — «Вы комендант, вы должны знать». — «Я не знаю». — «В ваше подчинение входили офицеры Грунс и Макс? В Карамышеве стояли!» — «Нет, не знаю». — «Садитесь!»

Прокурор ходатайствует об оглашении некоторых документов о немецких зверствах. Оглашаются акты, составленные в освобожденных деревнях, о том, что имелось там до оккупации, и акт о сожжении деревни Пикалиха, Карамышевского района. Акт о сожжении деревни Мочково (ее жгли дважды, сожгли полностью. — П. Л.). Акт о содеянном в деревне Малые Пети…