Дневная воздушная тревога. Сильные разрывы бомб, колеблется почва. Противник перешел к дневным налетам, чтобы тормозить рабочую жизнь. Но город живет! В цветочных магазинах покупают цветы, хотя запас их уменьшился.
Стоит сумеречная ноябрьская погода…
В 2 часа дня Москва передавала мою радиоречь «О ненависти к врагу»… Полностью…
Был на Подплаве. Люди вернулись из походов; по тридцать суток не раздевались. Комиссар сидит в кожаном пальто, дремлет… По возвращении на базу подводники оказались в тепле, сменили белье и т. д. Но рядом две пустые каюты — погибших с другой лодки. Комиссару не спится, встал, походил по палубе, вернулся, сел в кресло.
— Почему-то не спится.
И тут же заснул…
Слушал в 6 утра радио. Ожесточенные бои на солнечногорском, волоколамском и тульском направлениях. Наши отражают атаки. Прибыли новые гвардейские дивизии. Передовая «Правды» — призыв к стойкости и разгрому Гитлера под Москвой. Битва достигает высшей точки!
Тревога с утра. Качнулся дом.
В народе говорят о
Немцы в Тихвине окружены. Но к Волхову все-таки двигаются.
Надо выстоять!
В Ленинграде добрых два миллиона лишних ртов (домохозяйки, дети и старики). Их надо кормить!.. Необходима эвакуация.
Фашистские листовки бьют в одну точку: против комиссаров. Угрожают Ленинграду голодом. «Торопитесь!» Куда? Идти в батраки к немецким баронам? На каких идиотов рассчитаны эти листовки?
Я худею. Как в 1920 году — кровь[8]
. Заметил сегодня.Пишу характеристики-некрологи о шестнадцати потерянных нами, погибших на Балтфлоте писателях. Пошлю в Главное политуправление и в Союз советских писателей.
Предупредил группу: больше заботы о коллективности; полностью подготовиться к зиме — вопросы снаряжения, санитарии и гигиены. Дал указания о запасных фонариках, свечах, печурке, топливе, библиотеке, шахматах и пр.
«В Череповецком районе белый хлеб, борщ, мясо, жареный картофель и пр. В военных столовых по три сорта хлеба». (Эх! Экономить у нас не умеют…)
Немцы стремятся измотать Ленинград. Пленные показали, что в план немецкого командования входила четырехсуточная тревога (!), «перманентные налеты» на Ленинград. Наши ответные налеты и этот план сорвали.
Письмо и открытка к С. К. о нашем быте и пр.
В 1 час 30 минут еду в авиабазу. Тревога… По пути вижу, как люди сами тянут гробы с покойниками, на саночках, — к кладбищу.
Облачно, хмуро…
В авиабазе чудный прием. Разговор о делах, сжатые замечания о фронтовых новостях, о людях…
«Драться, елки-палки, так драться…»
Он говорит о круговой поруке, взаимной заботе и доверии:
«…Мы по экипажам сговаривались помогать друг другу. Мы воюем на «лагах» и «яках». Мы не хотим американских самолетов, наши лучше. Мы разработали свою тактику — охраняем друг друга, а сбитые немецкие самолеты записываем в «котел».
7 вечера. Погас свет. Зажгли три свечи… Продолжаем…
Продумали формы работы: организовать ленинский уголок на аэродроме, издавать боевой листок «Победа»; громкая читка газет, политинформация, доклады по международным вопросам, беседы с писателями и т. д…
…Общая обстановка, трудности с продовольствием достаточно влияют на малоустойчивые элементы. Иметь это в виду! Надо изучать людей в новых условиях; заботиться о бойце, о хозяйственном обеспечении, о дисциплине.