Ленинград. Дневники военных лет. Книга 1

7 часов вечера. Еду в 3-й военно-морской госпиталь для беседы с ранеными моряками. В последние дни на Петроградской стороне было восемь бомбежек и пять артобстрелов. Госпиталь подвергся многим бомбежкам. Падали бомбы и во двор. В ста пятидесяти метрах от госпиталя упала бомба в одну тонну, но, к счастью, не разорвалась. Ее извлекли: бочкообразная, сто двадцать пять сантиметров высоты. Стоит отметить интересный с точки зрения военной техники факт: бомба упала на мягкую почву и поэтому не «отработала» (?). Стекла в госпитале все вылетели. Много осколочных попаданий.

Находящиеся в госпитале раненые все терпеливо переносят. Один из них мне сказал: «Я ранен, но воля моя к уничтожению врага, к победе — не ранена».

…Госпиталь пропустил более двух тысяч человек. Процент смертности меньше 1 процента; возвращающихся в батальоны выздоравливающих — 65 процентов, остальные — в части. Инвалидов — до 5 процентов. Было два случая столбняка, спасли обоих бойцов. Врачи работают с исключительным рвением и патриотизмом, движимы одним желанием — вернуть в строй максимум бойцов, спасти максимум жизней!

В госпиталь лег лейтенант с шестнадцатью ранами. «Со мной дело кончено…» Выходили…

Даже больные, истощенные врачи все-таки работают. Скоро им дадут госпитальный паек.

Несколько раненых спекулируют своим пайком — продают санитарам сахар по три рубля кусок, хлеба сто граммов за тридцать рублей. Один санитар скупал. Все пошли под следствие. Что за варианты быта! В госпитале отобрали несколько колод карт… Несмотря на беседы, библиотеку, кино, шахматы, нашлись спе-цы-«банкометы». Когда их обнаружили, просили об этом в аттестат не писать. Со слезами умоляли: «Не пишите — сообщат родным».

Многие мобилизованные врачи переквалифицировались на хирургов. Идет научная работа, защита диссертаций и даже изучение иностранных языков.

Тихо… Тлеют дежурные коптилки, кто-то из раненых стонет. Во всем великое упорство, люди держатся.

Зашел к товарищу Наганскому[17]. Едва сдержался… Это — полумертвец. Восковое лицо, худоба невероятная. У него ужасные боли. Говорят, что у него рак желудка. Дружески побеседовал с ним о ходе дел на фронте, о литературных делах… Еремушка оживился… «Но что же от меня осталось?» Надо его перевести в Свердловскую больницу, в терапевтическое отделение, — на молочно-масляную диету. Напишу об этом просьбу начальнику Санитарного управления КБФ.

8 января 1942 года.

(201-й день войны.)

Наступление продолжается.

После обеда побывал в штабе. Вице-адмирал Грен[18] просит сделать закрытую беседу с артиллеристами, у которых сконцентрирован огонь Ленинграда.

Беседовали о писателях.

Я рассказал кое-что об Эренбурге. У меня к нему прочное отношение.

Иду на радиоузел. Солнечно, мягко, морозно. Прелестное розово-голубое небо. Ближе к Фонтанке рвутся снаряды.

На радиоузле было более трехсот человек сотрудников — редакторы, техники, хор, оркестр и т. д. Из них более двадцати человек умерли и до пятидесяти человек больны. Радиоузел задымлен (буржуйки). В подвале холодно. Были дни, когда радиоузел выключался из-за отсутствия подачи электроэнергии. Сейчас дали отдельный канал. Бывали спады. Но радио вышло на первое место по политическому влиянию и широте охвата аудитории. Газеты отстают на два-три дня и более (хромает экспедиция). Москву слышно плохо. Помехи. До трех четвертей московского материала пропадает. Дикторы усталые, замерзшие. Они начинают работать с шести часов утра. Едят соленые котлеты из жуткой требухи. Нет специального питания. Сохранить бы эти кадры!

На улице видишь главным образом тех, кто сильнее, кто может двигаться, действовать… А сколько людей отлеживается…

Надежды на начало января не оправдались: Н-ская армия не смогла взять Красное и Пушкин. Но жмут армии Федюнинского и Мерецкова…

Улучшенное спецпитание.

Утром — кипяток и 100 граммов хлеба.

Обед — вода с двумя ложками соевых бобов, фарш — требуха (50 граммов), без хлеба.

Вечером — 100 граммов хлеба и кипяток.

В Ленинграде находятся два наркома: топливной и пищевой промышленности. Организуют доставку грузов.

Был на Василеостровском (спекулятивном) рынке. Удивительное впечатление… У здания рынка — густая толпа. В руках ломтики хлеба, бутылочки с машинным маслом, свечки, спички, кусочки дуранды, картошек, сахару. Идет натуральный обмен. «А за деньги?» — «Вы смеетесь, у меня дети больны». Многие держат носильные вещи.

Экономику подобного рынка надо ближе изучить. Здесь цены, эквиваленты, котировки диктует осадный быт. Это какие-то странные остаточки частного рынка в великом Ленинграде в дни блокады.

9 января 1942 года.

(202-й день войны.)

Холод… Более 20 градусов мороза…

Днем полтора часа длился обстрел Зимнего и Адмиралтейства. Немцы подтягивают резервы к Тосно, но и мы готовим удар.

Работал целый день в Политуправлении над книгой «Подплав». Закончил, и это итог — с ноября по январь. Книга вышла. В ней есть история и живые записи, эпизоды и атмосфера морской войны…