Ленинград. Дневники военных лет. Книга 2

Рузвельт учит города США опыту обороны Москвы, Ленинграда, Сталинграда. Английский парламент обсуждает план Бевериджа, используя опыт Москвы. Геббельс призывает немцев драться по примеру Москвы… Н-да!..

25 февраля 1943 года.

С 23 февраля в городе прибавка хлеба. (Его рыночная цена сразу упала до двухсот рублей за килограмм, а сравнительно недавно была — шестьсот.) Прибавка существенная, так как дает людям ужин или возможность резерва для обмена на другие продукты.

В сводках последних дней — некоторая сдержанность. Упорная борьба в Донбассе… Видимо, Украинский фронт занят ремонтом железных дорог и пр. Закрепляет взятое.

…Ленинградский фронт упорно действует, освобождаясь от окопной неподвижности. Готовятся новые операции.

…Ответил на ряд писем молодых авторов (матросов и др.). Ответил на поздравительные телеграммы «Правды», «Красного флота», А. Таирова[46] и многие другие.

К пьесе! Читаю Шекспира. Его военные хроники жестоки, сильны, современны…

Вечером у нас был Саша Фадеев. Я рассказал ему о последних военно-политических новостях, о наших делах. Он вернулся из поездки в гвардейскую дивизию Симоняка (наступление на Красный Бор, Поповку и пр.)…

Беседовали всю ночь — о Москве, о друзьях, о литературе. Остро, трагически все переживает Довженко[47]. Он написал «Мать» — мучительный, сильный рассказ; в нем много правды, чего-то понятого внове…

Оттепель. За окном шумит ветер, на заливе крошатся льды. Это шагает 1943 год — будет он лютый!

Фадеев рассказывал мне об осени 1941-го, я рассказывал ему… Может быть, никогда и не будет в литературе описано все то, что мы видели, познали…

26 февраля 1943 года.

Мы все увлекаемся «боевыми трофеями». Я подарил Саше немецкую пилотку и сумку, а С. К. — офицерскую немецкую фуражку, пробитую нашим снайпером (дырка в козырьке).

Весь день то брожу, то пишу… Ощущение перемен, сдвигов. Не имею информации, но ощущаю, догадываюсь о чем-то.

В кооперативе в очереди одна женщина рассказывала:

— Вот мы собрались под Новый год, все друзья… Хотелось отметить, что уцелели. А на сегодня большинство моих друзей уже погибло от недавних обстрелов. (Действительно, нашу Петроградскую сторону обстреливают часто.)

27 февраля 1943 года.

В 6 часов — в лекторий. Большой литературный вечер (Фадеев, Тихонов, Инбер, Берггольц, Рывина, Азаров и др.). И писатели и публика совсем иные, чем до войны. Задумчиво слушаю: у одних писателей — скрытые чувства, у других — признания. Сухие, лобовые агитационные стихи никому не нужны, идут мимо души. У всех обнажены нервы, — видишь, как люди утирают слезы, остро реагируют.

…Вечер закончился. Вот собрались все вместе на час-другой… и опять все врозь.

У подъезда — темь. Редкие пятна огней… Острый приступ одиночества.

…Телеграмма от Таирова и Коонен[48] об успехе спектакля «Раскинулось море широко»[49] в Барнауле. Он идет во многих театрах Союза.

28 февраля 1943 года.

По-видимому, на Юге наш удар ослаб. Сводки сообщают о боях западнее Ростова, юго-западнее Ворошиловграда, западнее Краматорска и севернее Курска. Сказываются: отсутствие второго фронта в Европе; то, что немцы подтянули резервы; растяжка наших коммуникаций, оттепель и, может быть, некоторая усталость. Ясно, что новый цикл боев будет несколько отсрочен. Наступление западнее Харькова продолжается.

Несмотря на факт прорыва блокады, Ленинградский фронт поставленных перед ним крупных задач пока не решил. Полагаю, что нам вновь предстоят летние бои за город. Ленинград для немцев по-прежнему ближайший крупный объект. В 1914–1918 годах немцы, понимая бесперспективность лобовых ударов, все же фатально шли в новые наступления. Опыт советской обороны вполне достаточен. Что ж, снова встретим и отгоним их!

Обстрел… Сильно вздрагивает дом — раз, другой…

Прочел первую главу автобиографической повести Вс. Рождественского о Царском Селе, о детстве. Всплыли острые воспоминания — моя «Война»[50], моя жизнь, мои рукописи. Вспомнилось детство, сад, тишина, мягкий стук крокетных шаров, голубые небеса и первое томление души, вечное нетерпение, ожидание, порывы…

Розовый закат, опять свистят снаряды, и надоевший гнусавый голос бубнит по радио: «Район подвергается артиллерийскому обстрелу, движение прекратить».

1 марта 1943 года.

С. К. едет на форт «П». Ей поручено написать картину о недавней схватке с белофиннами на льду. Будет там рисовать…

Написал речь для Северного флота — к радиоперекличке.

К 2 часам — в ЛССП[51]. Трамвай битком набит. Одна из женщин плачет: «Зачем мне теперь жить? Мужа, трех сыновей отдала. Мне их, видно, не дождаться… Убьет меня — и слава богу…» Какая горечь!