Ленинград, Тифлис…

— Я не могу, — сказал Федя, — там мой герб.

— За герб дам еще фонарик-жужжалку.

— Я не хочу жужжалку, — сказал Федя.

— Не хочешь меняться, возьму так.

Тут появился Додик.

— Гурам, верни шпагу! Она не твоя!

Гурам ответил, не поворачивая головы:

— Молчи, придурок!

Додик со всей силы ударил Гурама ногой в живот. Дрались молча. Додику порезали ножом руку. Метили в лицо, но он успел закрыться. Дядя Миша кому-то заехал монтировкой, но его ударили доской в затылок, и он упал. Через пять минут все было кончено. Шпана разбежалась. Дядю Мишу отвезли на «скорой» в больницу. Своей шпаги Федя больше не видел.

Во дворе Федя больше не играет. Они с Додиком гуляют по Тифлису. Спускаются по тенистой Лермонтовской к Куре. Крутыми извилистыми улочками выходят к серным баням. Переходят Мухранский мост, идут мимо мрачного Метехского замка. Когда проголодаются, заходят в пурню, знакомый булочник протягивает Додику свежий чурек. Они ломают и едят горячую лепешку…

Если спуститься по улице Паскевича, выйти на Вельяминовскую, а потом свернуть направо, то до Эриванской площади — рукой подать. Ходьбы минут десять — под горку. Федя, как и отец, и тетя Маша, называет улицы по-старому, по «довоенному». Кажется, только товарищ Исраэлян и говорит «улица Махарадзе», «улица Кирова», «площадь Берия». На Эриванской площади всегда много военных. Часовые с ружьями у дверей серого здания, там — штаб округа.

На другой стороне площади — музей искусств. У входа — доска. На ней написано по-грузински и по-русски: «На этом месте была православная духовная семинария, здесь учился великий И. Сталин». Как-то раз мама привела Федю в этот музей. Большие светлые комнаты, картины на стенах. Что такое семинария — Федя точно не знал, но спросить постеснялся. Ему казалось, что это что-то очень мрачное, церковное, как притвор в Сионском соборе — это недалеко — вниз по Мухранской улице и вбок от нее по переулку. Он был в этом соборе на Пасху с мамой и тетей Машей.

От Эриванской площади идет Головинский проспект — самый большой в Тифлисе. В его начале — длинный дом с колоннами. Когда-то это был дворец наместника — графа Воронцова-Дашкова. А сейчас — Дворец пионеров. Федя там выступал со своим классом. Они пели хором:

«Сталин — наша слава боевая…»

Федя любит гулять по Головинскому. Дома там большие и красивые. В Ленинграде, на проспекте Красных Зорь, тоже много красивых зданий. Но здесь дома другие — теплые, радостные. И люди кругом — веселые, беззаботные. Громко разговаривают, смеются. Кажется, и не догадываются, что где-то война, холодно и умирают люди…

Много красивых домов на Головинском проспекте. Вот — гостиница «Тбилиси». Вращающиеся двери с зеркальными стеклами, на улице стоит швейцар в ливрее. Если украдкой посмотреть в большое окно, можно разглядеть ресторан; вечерами оттуда доносится музыка и видно, как танцуют между столиками.

А еще дальше — оперный театр. Федя бывает там довольно часто: его приводят на утренники. Первый раз он услышал там оперу, это был «Фауст». Накануне отец подробно рассказал Феде содержание, а тетя Маша сыграла несколько мелодий на рояле. Опера Феде понравилась. Дома он изображал Мефистофеля. Накинул на себя плед, отвел руку и громко запел:

Люди гибнут за-а металл!..

Ему хлопали.

Ночью Феде приснилась Вальпургиева ночь. Только это была ленинградская Вальпургиева ночь. Обнаженные ведьмы кружились в танце, летали по воздуху, и тут же была замершая Нева, и шел густой снег.

Дом Мухранских совсем недалеко от оперы. Собственно, это когда-то был дом Мухранских, «до войны». Сейчас из всех Мухранских осталось трое. Две очень старые тетушки — тетя Люся и тетя Лили, да Лена. Помещаются они все в двух маленьких комнатках на самом верхнем, четвертом этаже…

К Мухранским Федю привел отец.

— Познакомься, Федя. Наши родственники…

Тетя Люся и тетя Лили беззубо зашамкали:

— Федечка, такой большой уже… Надо же… из Петербурга…

Лена показалась Феде очень красивой и очень взрослой. Ей тогда только что исполнилось шестнадцать.

Лена поцеловала Федю в губы и засмеялась.

— Ну что же, братик. Давай дружить!

Федя почувствовал, что краснеет.

На следующий день они с Леной пошли гулять в Ботанический сад. Это совсем близко. Чтобы попасть туда, нужно свернуть на крутую Могинскую улицу и пройти мимо домов с голубыми балконами к армянской церкви, там начинается туннель. А за туннелем — Ботанический сад.

Там воздух дрожит от зноя, оглушительно трещат цикады, голова кружится от запаха диковинных цветов.

Федя держит Лену за руку.

— Скажи, Ленка, а почему ты Мухранская? В честь улицы или моста?

Лена смеется.

— Глупый! Я — княжна. Когда-то нам принадлежали пол-Тифлиса и пол-Грузии.

Они сидят на скамейке среди цветущих магнолий.

— Федя, сколько тебе лет?

— Скоро будет одиннадцать…

Лена наморщила лобик:

— Представляешь, когда тебе будет восемнадцать, я буду уже старухой…

Федя хватает Лену за руку.

— Лена, когда мне будет… когда я буду старше… давай поженимся…

Лена вздыхает:

— Когда ты будешь старше, у тебя будет другая…