Ленинград в борьбе за выживание в блокаде. Книга первая: июнь 1941 – май 1942

… Задержавшись по флотским делам, я вылетел из Ленинграда на сутки позднее других членов комиссии. К этому времени кольцо блокады фактически уже было замкнуто. 4 сентября стали падать в городе первые снаряды противника. Поднявшись в воздух, летчик на бреющем полете, почти чиркая колесами оводу Ладожского озера, пролетел десяток минут и, не доходя до берега, взмыл вверх, в черное дождливое облако. С правого борта блеснула молния, капли воды потекли по стеклам окна самолета, который продолжал набирать высоту.

Обстановка на других фронтах также осложнилась.

Но самым серьезным было, конечно, положение в Ленинграде, и собравшемуся в Кронштадте – Ленинграде Балтфлоту предстояло пережить тяжелые месяцы блокады. Я не знал подробностей разговоров представителей центра с К. Е. Ворошиловым и А. А. Ждановым, но догадывался, что они, составив какое-то впечатление, будут докладывать Сталину о положении в Ленинграде. Мне до сих пор неизвестно, что они докладывали, вернувшись из Ленинграда, но могу о характере их докладов судить по своему разговору со Сталиным сразу по возвращении из Ленинграда. Этот разговор имеет прямое отношение к описываемым здесь событиям <…>

Не успел я ознакомиться с обстановкой, как был вызван в Кремль. Было около 12 часов дня, в то время как обычно вызовы происходили вечером. Ставка вечерами и ночью находилась в особняке поблизости к подземному укрытию, но днем, когда воздушных тревог было мало, все разъезжались по своим обычным кабинетам. В своем кабинете в этот день находился и Сталин. Когда я вошел, он разговаривал с кем-то по телефону. Он был один. Как всегда, внешне спокойный он находился, видимо, под впечатлением неприятных известий с фронтов. Следы усталости были заметны на лице. Он поздоровался, протянув руку, что необычно было при встречах. Как правило, знаком поднятой руки Сталин приветствовал входящих к нему в кабинет, и мы занимали свои места. Я попытался доложить положение на Балтийском флоте, но он вскоре перебил меня и спросил, известно ли мне, что в Ленинград вместо К. Е. Ворошилова назначен Г. К. Жуков. Когда я ответил, что мне это неизвестно, он коротко, буквально в двух словах, рассказал, что только вчера состоялось такое решение и Г. К. Жуков уже, видимо, там. Походив по кабинету и совсем необычно присев на диван, который стоял у стены с окнами, он задал мне несколько вопросов: какие корабли у нас на Балтике, где они сейчас стоят и участвуют ли в обороне Ленинграда, который он назвал Питером. Я развернул морские карты с нанесенной на них обстановкой на Балтийском море. Между находившимися в наших руках островами Эзель и Даго и полуостровом Ханко на западе и островами Гогланд, Лавансари и другими в восточной части Финского залива в руках противника находились оба берега и все водное пространство. Я снова попытался завести разговор о положении на Балтийском море, но Сталин подошел к сухопутной карте мелкого масштаба, на которой линия фронта проходила непосредственно у самого Ленинграда, и перешел к вопросу, по которому я был так спешно вызван.

Он считал положение Ленинграда исключительно серьезным и сказал, что если фашистам удастся захватить город, нужно принять меры, чтобы ни один боевой корабль не попал в руки противника. Переспросив меня, понял ли я, что он говорит, подчеркнуто сказал, что в случае невыполнения этого приказа виновные будут строго наказаны. Я понимал, что обсуждать этот вопрос не время, и ждал дальнейших указаний.

«Составьте телеграмму командующему и отдайте приказание, чтобы все было подготовлено на случай уничтожения кораблей». «Я такой телеграммы подписать не могу», – как-то неожиданно для себя вырвалось у меня, а Сталин, очевидно, не ожидавший такого ответа, остановился и удивленно посмотрел. «Почему?» – спросил он. «Товарищ Сталин», – как обычно начал я и доложил, что флот оперативно подчинен командующему Ленинградским фронтом, что эту директиву можно дать только за его, Сталина, подписью, и, немного остановившись, добавил, что при выполнении такого ответственного задания требуется особый авторитет и одних указаний наркома ВМФ недостаточно. После короткого размышления Сталин приказал мне отправиться к начальнику Генерального штаба Б. М. Шапошникову и заготовить эту телеграмму за двумя подписями: маршала Шапошникова как начальника Генерального штаба, и моей как наркома ВМФ. Против этого я уже возражать не мог, да к тому же и опасался перекалить обстановку…

Оборона Ленинграда. 1941–1944. Воспоминания и дневники участников. Л., 1968. С. 234–235.

СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО

ПЛАН

мероприятий по организации и проведению в жизнь специальных мер по выводу из строя важнейших промышленных и иных предприятий города Ленинграда на случай вынужденного отхода наших войск