Ленинградская бойня. Страшная правда о Блокаде

8 июня Ставка восстановила Волховский фронт и генерала Мерецкова в должности командующего. Вместе с ним в Малую Вишеру прибыл заместитель начальника Генерального штаба генерал А.М. Василевский. Перед двумя генералами была поставлена задача «вызволить 2-ю ударную армию из окружения, хотя бы даже без тяжелого оружия и техники».

Начиная с 10 июня крупные силы 59-й и 52-й армий, при поддержке 250 орудий и минометов, 60 танков, трех дивизионов реактивной артиллерии непрерывно атаковали вражеское кольцо извне. В непрекращающееся ни на минуту сражение были брошены 58-я и 24-я стрелковые, 7-я гвардейская и 29-я танковые бригады, 2, 374, 165-я стрелковые, 25-я и 87-я кавалерийские дивизии, отдельные батальоны других частей, курсы лейтенантов и резерв политработников управления фронта.

2-я ударная прорывалась им навстречу.

«7 июня решением ВС армии, — докладывал полковник Кресик, — 80 % личного состава было поставлено в строй, включая артиллеристов и минометчиков. Однако успеха армия не имела из-за отсутствия боеприпасов и плохо организованного взаимодействия между частями, наступавшими с востока. Кроме патронов, 45-миллиметровых снарядов и 50-миллиметровых мин ничего не было… Личный состав получал по 30–40 г сухарей в день, раненые — по 70–80 г на человека. Единственный продукт питания — конина. Однако из-за вражеской авиации нельзя было разводить костры, и конину ели в сыром виде, без соли. Истощение. Смертность в частях, особенно в госпиталях и среди гражданского населения…»

Люди пухли от голода. В пищу шли хвоя, листва, березовая кора, ольховые шишки, трава, ежи и лягушки, кожаные части амуниции: «Голод заставил — и кирзовые сапоги пошли в дело. Думал ли я когда-нибудь в свои 23 года, что доведется съесть целую лошадь со всей амуницией, уздечкой и гужами? А ведь пришлось… Жить хотелось, а жизни не было. Умереть бы надо, да смерть не шла.

Голод духовно опустошает человека, превращая его в зверя-одиночку, бездумного и злобного, готового на любое насилие. Этот процесс идет постепенно, по нарастающей, разъедая человеческое достоинство. Человек меняется и внешне: с лица исчезает улыбка — появляется тоскливая хмурь, глаза шныряют по сторонам, зубы плотно сжаты, на щеках — ямы-провалы, речь отрывистая, как у косноязычного… Голодный не вспоминает прошлого, не думает о будущем. Притупляется все: чувство долга, любовь к ближнему, к соотечественнику, законы морали: остается одно страстное желание — есть! Не желание смерти, нет, а именно жизни. Как угодно, но жить! Жить физически, потому что духовно такой человек давно уже умер… Такова власть тела над человеком, и преодолеть ее ох как трудно!».

В армии были зафиксированы случаи людоедства.

К 14 июня, отбросив 327-ю стрелковую дивизию и 23-ю бригаду, противник овладел Финевым Лугом. 19-я гвардейская (бывшая 366-я) дивизия отошла в район Глухой Керести, но оборонительный рубеж здесь заранее подготовлен не был. На участке 92-й стрелковой дивизии немцы захватили Ольховку и вышли на рубеж ручья Омутного. В течение 17–20 июня арьергардные советские части были оттеснены на рубеж реки Трубицы и ручья Барская Канавка.

Судя по воспоминаниям Мерецкова, ему снова, как и в марте, удалось пробить коридор: «Наконец немцы не выдержали. 19 июня 29-я танковая бригада прорвала немецкую оборону и вышла на соединение с войсками 2-й ударной армии. Через два дня ударом с востока и запада был пробит коридор шириною 300–400 метров вдоль железной дороги. Воспользовавшись этим коридором, на Мясной Бор из окружения вышла большая группа раненых бойцов и командиров. Затем произошло то, чего я больше всего опасался. Части 2-й ударной армии, участвовавшие в прорыве, вместо того чтобы направить свои усилия на расширение прорыва и закрепление флангов, сами потянулись вслед за ранеными. В этот критический момент командование 2-й ударной армии не приняло мер по обеспечению флангов коридора и не сумело организовать выход войск из окружения. Немцы же, быстро разобравшись в обстановке, на второй день после массированного удара своей авиации и артиллерии снова заняли оборонительные сооружения по правому берегу реки Полисть и воспрепятствовали тем самым выходу наших войск».

Странно, что ни немцы, ни сами окруженцы, якобы воспользовавшиеся коридором, этого не заметили. В радиограмме от 20 июня Власов и Зуев сообщали:

«Начальнику ГШКЛ. Начальнику штаба фронта. Копия: Коровникову и Яковлеву. Прошу понять, что части восточной группы настолько обескровлены, что трудно выделить сопровождение для танков. Оборона противника по реке Полисть не нарушена. Положение противника без изменений. Пехота 52-й и 59-й армий на реку Полисть с востока не вышла. Наши части скованы огнем противника и продвижения не имеют. Прошу указаний на атаку пехоты 52-й и 59-й армий с востока. Прорвавшиеся 11 танков не имеют снарядов». Василевский по радио предложил прислать за Военным советом армии самолет и вывезти его из окружения, но Власов от самолета отказался категорически, заявив, что его место в своих войсках.