Ленинградская школа

Все повернулось в сторону любви
И мордобой сменился трупойобом
Таков закон.
Теперь с любым живи.
Россия — мать? Жена?..
Вдова, идущая за гробом!

Папаша был гусар.
По пьяни ли утоп,
Иль отдал жизнь за розовые губки —
Мы не цепляемся за этот ветхий гроб
Цепляемся за материны юбки.

А с кладбища — домой.
Своячницы, зятья…
Их поминальный хор во славу Гименея.
А нам так сладко спать —
Вот кошка,
Вот кутья,
Вот таракан ползет, смеясь и пламенея.

Не каменной стеной отделены,
Лишь ситцевой простою занавеской
Мы — дети детских лет
России,
Видим сны
О прошлой жизни, каверзной и дерзкой.

А утром — холодок,
Сенной фонарь потух.
Сиротское пальто — тоскливое, на вырост.
Но нас не клюнет жареный петух
И поросенок сахарный — не выдаст.

Мы — дома.
Повторяем без конца:
Из дома, дома, в дом…
И в доме нет пожара.
Какого хрена вам?
Какого вам отца?
Папаша жил-да-был…
Трындел-гудел…
И помер от удара.

В девятый день — вновь станем поминать.
А там еще — сороковины.
Мы нынче знаем все, что надо знать
Все прояснилось — сладко повторять:
Россия — мать,
Конешно — мать…
…………………………
Их было пятеро.
Что ж ты не плачешь, блядь?
Им шею захлестнула пуповина…

1 ОСЕДЛЫЕ ЖАЛОБЫ

Алексею Хвостенко

Пью уксус
Ем чеснок
Да все без толку
Заложена вся грудь… именье… тульский пай
Еще осталось заложить двуколку
Собрать мой серый сак…
Теперь, Степан, ступай

Ступай, Степан, ступай
А ты, Никифор, трогай
Рванем по карте вниз
Не ведая куда
Прискучила любовь
Так станем жить дорогой
И сладка ягода нам выйдет — Кулунда
…………………………………………………

Но Боже, как дурны российские дороги
Их рытвины стучат
об рытвины души
А женщины у нас — скупы и недотроги
Но Боже, до чего ж, голубки, хороши.

С того то и сидим…
И лишь уезд соседний
Мечтается для нас и Меккой и Москвой…
Заложена вся грудь
и в первый снег осенний
ступает мой заклад
в опушке меховой

Ступает нехотя
Крутится, словно лодка
Твой зимний башмачок, что плесенью пропах
Прости меня, дитя
Я — дома.
Чаю, водки!
И чесноку на грудь
И луковицу в пах.

А к полночи — на льду
ведро тщеты и тлена
Опять в крови платок, и слезы без стыда
Я все-таки пойду…
Прощай, моя Вербена…
А там-то, говорят, дороги хоть куда.

2 АЛИБИ

Геннадию Григорьеву

пока еще был жив…

«Я велел запрягать.
Собирайся, родная моя…
Я тебя увезу
в неименье свое родовое…»

Г. Григорьев, из книжки «Алиби»