Ленинградская зима

Миновав ворота, он быстро прошел мимо церкви и несколько энергичнее, чем полагалось на кладбище, зашагал по левой дорожке. Кресты, ограды, скамейки, ракушечник, камни с обеих сторон. Он постоял, наблюдая похороны. Глухо стуча, посыпалась на гроб земля, женщина зарыдала низким глухим голосом, — Кумлев выругался про себя и пошел назад к воротам.

Привезли нового покойника. Родственники кучкой обступили высокую седую женщину. Черные старушки выстроились у церковной стены. Кумлев постоял в толпе, осмотрелся. Перешел к другому углу церкви и вдруг совсем близко увидел человека с синей книгой в руке. Кумлев остановился у церковных дверей и стал наблюдать. Потом подошел к нему и, попросив спичку, тихо сказал пароль. Человек с синей книгой ответил, достал спичку, зажег и дал прикурить. Кумлев поблагодарил и неторопливо пошел в глубь кладбища по правой дорожке. Следом за ним двинулся человек с синей книгой. Это был Чепцов.

Они миновали небольшой деревянный мостик, следуя друг за другом, и дальше пошли вместе вдоль мелкой и грязной речушки, берега которой были в буграх могил. Около большого застекленного чугунного склепа они сели на скамеечку перед могилой супругов со странной фамилией Экземпляровы.

Было утро спокойного осеннего дня. Где-то гремела, корежила землю война, а здесь все утопало в какой-то особенно густой тишине. Солнце, еле пробившись сквозь кроны деревьев, рассыпалось желтыми бликами по дорожкам, по памятникам и крестам. Чепцов обвел все вокруг медленным взглядом.

— Не знаю, где могила матери, может быть, она похоронена здесь, — сказал он и пояснил: — Когда она умерла, я был маленьким, ничего не помню.

Кумлев, не показывая особенного интереса, рассматривал Чепцова — коренастый, прочный, сильное лицо. Они были, пожалуй, ровесниками. «Но чего это его потянуло на лирику?» — подумал Кумлев и спросил:

— Как вас называть?

— Николай Петрович, — ответил Чепцов и вдруг начал вслух читать надпись на могильной плите: — «Мария Кириловна Позднева, 1884 — 1934… Вы меня к себе не ждите, я же всех вас буду ждать…» Безжалостно и неумно. А? — с усмешкой повернулся он к Кумлеву.

— Как сказать, как сказать… — угрюмо отозвался Кумлев.

— Что-то я поддался настроению, — сказал Чепцов и спросил: — Ну, как вы тут?

— Ждем развязки, — ответил Кумлев.

— А пока что их бабы под огнем артиллерии спокойно вывозят ящики с продовольствием, которым цена — грош в базарный день.

— Страх, — ответил Кумлев.

— Какой же страх, если они рисковали жизнью, я же видел сам, я с ними и приехал в город…

— Так за эти ящики их свои же поставят к стенке, — пояснил Кумлев.

Они помолчали, будто прислушиваясь к сухому шороху осенних деревьев.

— Надо решить, где мне сегодня ночевать.

— Пожалуйста, ко мне… — предложил Кумлев.

— Это легче легкого. Спасибо. Но я хочу испытать на себе, как происходит соприкосновение с жителями города. Есть у вас такой адрес… чтобы без особого риска? Но чтобы и не наш, конечно…

— Есть такой человек, — ответил Кумлев и вкратце рассказал о Маклецове. — Один раз переночевать у него можно.

— А он не стал и в самом деле красным патриотом? — спросил Чепцов.

— Нет. Наоборот…

— Хотя да, — усмехнулся Чепцов. Он посмотрел вокруг и спросил: — Здесь, судя по всему, прячут мелкий люд?

— Всякий. Есть и генералы.

— Равенство и братство?

— Да, — ответил Кумлев, желая прекратить ненужный разговор, и спросил: — Как прошли фронт?

— Как по маслу. Если не считать того, что мог угодить под свои же снаряды, почему-то немцы начали артподготовку раньше срока. А по эту сторону тишь и благодать, завтракал в обществе храбрых дам на базе потребсоюза.

В ответе Чепцова Кумлеву послышалась похвальба.

— Не обольщайтесь, это опасно, — серьезно сказал он и встал: — Идемьте, я покажу вам место, где мы встретимся вечером.

Они вышли с кладбища, прошли тихую, почти деревенскую улицу с палисадниками и огородами, лопухами и редкими деревьями, пересекли трамвайную линию и подошли к молельному дому баптистов, он неуклюжим ящиком стоял на открытом месте, и все подходы к нему были видны издалека.

— Здесь… — Кумлев показал на длинную скамью у входа в дом. — Я буду сегодня ровно в семь…

— Если я до восьми не появлюсь, уходите, это будет означать, что встреча переносится на завтра, в то же время.

Кумлев ничем особенно не выдавал своего удивления, а только внимательно смотрел на Чепцова.

— Хочу поработать один, — пояснил Чепцов.

— Недоверие? — невозмутимо спросил Кумлев.

Чепцов взял его за локоть и сказал просто:

— Это слово в наших разговорах звучать не должно. Договорились? Значит, мне нужно сначала на Невский и потом — на Некрасова? Какие трамваи?

Кумлев объяснил, и они простились.

Маклецов принял Чепцова любезно, засуетился угощать чаем, хотел зажарить яичницу.

— Никакого угощения не надо, я на минутку, командировка, дел по горло, — сказал Чепцов. — А как насчет ночлега? Павел Генрихович сказал, что не выгоните…