Ленинградская зима. Советская контрразведка в блокадном Ленинграде

– Для разведчика момент внедрения в новую среду всегда самый волнующий… Это похоже на первое свидание. А? Я даже завидую вам… – Аксель с веселым видом смотрел на Чепцова и видел тоску в его серых маленьких глазах. – Знаете, какое самое типичное заблуждение во взгляде на нашу профессию? – продолжал Аксель. – Присвоение нам сверхчеловеческих возможностей. Разведчик же – самый обыкновенный человек, разве что посмелее других. И контрразведчик тоже человек. Когда они впервые сталкиваются – это два человека, и ничего больше. Вот вы стоите перед чекистом, кого он видит? Военторговский деятель, бежавший из Прибалтики до Ленинграда. Он видит крепкого мужчину в хорошей военной гимнастерке, без петлиц, но с офицерским ремнем, в сапогах по личному заказу. В общем, бесспорно, перед ним военторговец. Если вы тоже будете уверены в этом, чекист ничего другого в вас увидеть не сможет. Он же тоже человек, а не волшебник. Если он еще заметит вашу руку, то просто захочет вам помочь. Право, никогда не следует преувеличивать человеческие возможности противника. Это опасно…

– Я это понимаю, – слабо улыбнулся Чепцов. – В сороковом в Риге я их уже видел. И они меня – тоже. Волнует, что тут – Россия…

Они свернули на грейдерную дорогу, сильно разбитую прошедшими войсками. Разговаривать стало трудно. Машина то и дело заваливалась в ямы. Они стали смотреть по сторонам, но ничего не было видно – у дороги густо росла посеребренная пылью скучная ольха.

– Узнаете родную природу? – спросил Аксель.

– Моя родная природа – Берлин, Грюневальд, – ответил Чепцов.

Машина прыгала на ухабах…

В штабе дивизии их уже ждали. Они пересели в бронетранспортер командира дивизии и направились на позиции батальона, где Чепцов будет переходить линию фронта.

Впереди, рядом с водителем, сел командир дивизии – совсем моложавый полковник, очевидно, из «французиков» – так называли офицеров, выдвинувшихся во время французской кампании. На заднем сиденье между Акселем и Чепцовым втиснулся похожий на цыгана, рослый, шоколадно загоревший подполковник. Когда машина тронулась, он сказал Акселю на ухо:

– Рад познакомиться, я подполковник Рестель, возглавляю в восемнадцатой армии отдел «Один Ц».

Аксель слышал об этом отделе и о подполковнике. Они пожали друг другу руки.

– Хочу посмотреть, как вы будете это делать. – Рестель показал глазами на Чепцова.

– Технология примитивная, – улыбнулся Аксель, он не хотел вести этот разговор в присутствии Чепцова…

Из полуразрушенного кирпичного сарая на окраине сожженной деревни открывался далекий обзор местности – хорошо были видны и железнодорожная станция, и чуть правее ближайшая цель Чепцова – небольшой городок, который завтра в порядке разведки боем должен быть занят.

Когда стемнело, командир дивизии послал за свою передовую линию две группы разведчиков. Одну – к городу, другую – к станции. Вскоре обе группы вызвали на себя пулеметный огонь противника, и его огневые точки были зафиксированы артиллерийскими наблюдателями. Как только разведчики вернулись, начался огневой налет на позиции русских, а затем с правого фланга наискось, держа курс на станцию, пошли два танка.

Чепцов простился с Акселем, поблагодарил за помощь командира дивизии, перекрестился и вышел из сарая. Его шаги стихли в темноте. Командир дивизии спросил удивленно:

– Русский?

– Да. Когда примерно он должен перейти? – спросил Аксель.

– Через час, не раньше.

– Я не имею возможности ждать. Очень прошу вас, если это нетрудно, сообщить мне результат через штаб корпуса.

В штабе, ожидая, пока заправят бензином машину, Аксель разговаривал с подполковником Рестелем. Они сидели за столом в уютном садике позади дома, занятого командиром дивизии. Сад сонно шелестел пожухлой и пыльной листвой, но было тепло по-летнему. Полковник приказал подать кофе и оставил их вдвоем.

– Я вижу, ваш русский не из пленных? – спросил Рестель.

– Обожглись на пленных? – спросил Аксель, он не собирался углубляться в подробности. Этот Рестель был слишком самоуверен и немного раздражал своей бесцеремонностью.

– Да нет… Особых ожогов пока не имел, – ответил Рестель, весело смотря на Акселя черными глазами. – Надо только находить среди них подлецов. И тогда можете не волноваться.

– А как же это вы их определяете?

– По глазам, – хохотнул Рестель и продолжал: – Подлец – понятие надклассовое, наднациональное и даже надгосударственное. Подлец индивидуален и интернационален.

– Но все же, как вы их находите?

Рестель почувствовал заинтересованность Акселя и стал говорить серьезно:

– На войне подлец начинается с трусости. Я прежде всего интересуюсь, как данный индивидуум попал в плен. Вот случай. Индивидуум сам прибежал. Свои всадили ему пулю в ягодицу. Веду с ним задушевный разговор о прежней его жизни и о жизни его будущей, если, конечно, не случится с ним смерти, от чего я ему никаких гарантий не даю. И вижу – индивидуум самой величайшей драгоценностью на земле считает свою собственную шкуру. Хлоп! Капкан сработал! Вся дальнейшая игра идет на шкуре, как на арфе.

– Но он же и для вас останется трусом, – возразил Аксель.