«Слабость навалилась внезапно. Утром обнаружила, что ноги не держат. Я кричала, но Лидия Степановна не слышала. Может, она уже умерла. Хорошо еще, что есть лед на окнах, отковыриваю и сосу. Силы уходят. Только бы успеть записать самое главное.
Я предала Родину…»
Паспортистка сидела в домоуправлении. Она смотрела на него подозрительно и строго. Грушко не выдержал, улыбнулся:
— Все оставил, как было, не волнуйтесь…
— Если я не буду волноваться, как будет-то? Люди-то вернутся…
— С того света?
— Из каждой комнаты живой найдется, вот увидите.
— Вашими бы устами…
Назад было идти легче. Всегда, когда идешь домой или сделав дело, идти легче. Почему это? А девушка эта славная — голодная сидит тут и волнуется, что вернутся домой живые люди, а у нее что-нибудь окажется не в порядке. Грушко пожалел, что у него не нашлось для нее добрых слов.
Вернувшись в управление, он сразу стал читать клеенчатую тетрадь.
«Я предала свою Родину, сделала это легко и без переживаний. В предатели меня рекомендовал адвокат Горин, грязный и продажный человек. Все случилось потому, что я жила, совершенно не думая о том, где живу и для чего. Бывало мне грустно, бывало весело, счастья не было никогда. Разве в самом, самом детстве. А чем я его заслужила? Родилась красивая — вот и все мои права…»
Горина снова доставили на допрос. Он привычно сел на стул посередине комнаты и выжидательно смотрел на майора.
— Расскажите, Горин, о ваших шпионских связях.
— Тут я не могу быть вам полезен.
— Я вынужден напомнить вам, юристу, что уклонение от правдивых показаний следствию не убавляет вашей вины.
— И тем не менее…
— Когда вы порвали с Клигиной?
— Подобные победы и отступления я в памяти не фиксировал. Во всяком случае, давно.
— Кто вас с ней познакомил?
— Такое разве вспомнишь?
— А кого с ней познакомили вы?
— Наверняка знаю, кого-нибудь знакомил, такой товар обычно передается из рук в руки… Кого именно?.. Извините…
— Отвечайте правду: зачем вы были недавно у Клигиной?
— Даже если это было… так сказать…
Грушко закрыл рукою глаза, в висках громко стучало, перед глазами плавали мутные круги.
— Я предъявляю вам, Горин, обвинение в попытке обмануть следствие.
— Я говорю правду.
— Сейчас я вызову на очную ставку Клигину.
Горин откинул назад длинные слипшиеся волосы и сел прямо.
— Вы надеялись, что Павел Генрихович ее прикончил после вашей разведки? Отвечайте!
Горин молчал.
— Почему вы рекомендовали Клигину агенту иностранной разведки?
— А почему вы ее показания слепо берете на веру?
— Потому, что, в отличие от вас, она показывает правду.
— Правда женщины такого сорта…
— Вы рекомендовали ее иностранной разведке именно за это?
— За что?
— За этот ее… сорт? Смотрите сюда. Узнаете почерк?
— Да. Это почерк Клигиной.
— Читайте вслух вот это место… Ну?
— «…Недавно приходил Мишка Горин. Паразит! Горевал, что мы с ним влезли в грязное дело, и звал бежать на фронт…»
— Хватит. Вы только за этим приходили к ней? Ну, хорошо, на очной ставке мы все уточним. Последний вопрос: ваше предложение Клигиной бежать было искренним?
— Да.
— Когда вы были завербованы?
Горин понял, что упираться бессмысленно, и рассказал все.