Ленинградская зима. Советская контрразведка в блокадном Ленинграде

Жених — младший лейтенант с зенитной батареи — пожелал на свадьбе быть в штатском, и девчата достали ему белую рубашку. Неважно, что рубашка была номера на три больше, жениху пришлось в январе закатать рукава как в июльскую жару. Справляли свадьбу в казарме, где жили девчата. Чистая, светлая комната, как в женском студенческом общежитии. Стол был сделан из двух половинок двери, положенных на козлы. Гостей было человек двадцать — девчата из бытовых команд и зенитчики. Все пришли со своим хлебом. Водка была зенитная.

Я сидел между матерью невесты и командиром батареи капитаном Савиным. «Пусть благодарят Бога, что нелетная погода, а то я бы им дал свадьбу», — вдруг сказал капитан и засмеялся. Он вытащил из кармана фотографию жены, двух дочек и объяснил: «В Перми живут, там войны нет. Счастье. Верно?»

Мать невесты — травмайный вагоновожатый. Но трамвай теперь бездействует, и она работает в госпитале. «Дочка ты моя единственная, — сказала она нараспев. — Не такой я тебе свадьбы желала, чтоб вот так сидеть на кроватях и чтобы хлеб был самой сладкой едой. Но раз уж любовь к тебе пришла и украсила твою страшную жизнь среди покойников, совет тебе да любовь. Отцу я напишу, как все тут было, и он еще сильнее будет бить врагов. В народе говорят, что для рождения и смерти время не выбирают. И свадьбу тоже надо играть, когда любовь пришла. Будьте счастливыми, ребятки мои».

«Ура!» — закричал капитан Савин. За ним все: «Ура!»

На наш крик со второго этажа прибежал старичок. «Что случилось? Что случилось? — спрашивал он. — У меня радио не работает. Войне конец?»

Узнав, в чем дело, он заплакал. Ему дали рюмку водки и целый черный сухарь. Водку он выпил за молодых, а сухарь унес с собой. И когда он ушел, мы долго молчали.

Жених — совсем еще мальчик, хотя и младший лейтенант, — собрался говорить. Он заметно опьянел, и капитан Савин смотрел на него тревожно. «Не испортил бы песни, сопляк», — тихо сказал он мне. Но жених ничего не испортил. Он сказал коротко: «Шел я на войну, думал, погибну, а я на ней счастье нашел. Вот тебе и война». Он засмеялся и стал целовать жену, не ожидая «горько».

Глава двадцать первая

Давыдченко назначил Потапову прийти через день, в полдень, на угол Загородного проспекта и улицы Ломоносова.

В одиннадцать Потапов был уже на месте — нужно посмотреть, откуда появится Давыдченко, как себя поведет, не будет ли его кто-нибудь сопровождать.

Потапов зашел в подъезд с застекленной дверью, оттуда прекрасно видел весь перекресток. Была оттепель, над городом размахнулось чистое, светлое небо. Редкие прохожие шли медленно, не глядя по сторонам. Около стены напротив стоял, прислонившись, старик — отдыхал, наверное, а около афишной тумбы стоял парень из отдела Прокопенко. Вчера Потапов звонил Грушко, чтобы на всякий случай прислали наблюдение.