Ленинградские повести

— А утюги возле берегов, эти самые плешки, — указал Батя на овалы, канонерки.

— Примитив, — с досадой отмахнулся Солдатов. — Очередного подлеца поймал. Какой-нибудь идиот, завербованный немцами в Пушкине или в Славске. Перебросили его сюда под видом безнадежного дистрофика. В чем же тут сомневаться? Все ясно. Слоняется, чертит свои каракули. Крестов понаставил, корабли отметил. Потом по ним артиллерия ударит. Хоть бы колокольню вы взорвали: ориентира бы не было.

— Ну, знаешь, в тебе, Наум, скрыты великие таланты! — Пресняков даже руками развел. Он стал рассказывать о том, как был задержан оборванец, как обнаружили у него эти листки с чертежами.

— А что, Курочкин у меня орел! — заметил Терентьев самодовольно.

— Орел, — согласился рассеянно Пресняков. — Да Казанков еще помог со своим портсигаром. Лазутчик этот, видать, начинающий, необученный.

— Трус. Запугали его там, в Пушкине, заплечных дел мастера, — сказал Солдатов. — Трусы — самый благодатный материал для вражеской разведки.

Долинин вилкой рисовал что-то на потертой клеенке стола, покусывая губы.

— Знаешь, — заговорил он, — мой разговор с тобой, Пресняков имеет прямую связь с этим делом. Наум, видишь ли, привел одноглазого парня, который никому из наших не знаком.

— А фамилия, прошу заметить, у этого циклопа — Цымбал, — вставил Терентьев. — Виктор Цымбал. Какая-то заграничная фамилия.

— Совсем не в фамилии дело, — прервал его Долинин. — И, может быть, за парнем этим ничего предосудительного нет. Но надо проверить. Я тебя, Пресняков, о том и прошу: проверь.

— Правильно, — сказал Пресняков. — Будет сделано.

— Чепуха! — обозлился Солдатов. — Я достаточно проверял. Не треплите человеку нервы. Мало вам выбитого глаза?

— Нервы трепать нужды нет, — возразил Долинин. — Но проверить можно и нужно… А теперь, — заговорил он другим тоном, — послушайте, товарищи, я вам некий планчик разовью. Конечно, сами мы ничего не сделаем, но если этот планчик представить в штаб армии да там его одобрят, то кто знает?.. Сегодня Лукомцев, сказать по правде, не очень-то воодушевился. Да ведь я ему ни чего толком и не рассказал, самому неясно было. А посидел вот часок-другой, кое-что и наметилось. — Долинин развернул карту. — Видите: бумажная фабрика… овраги, ольшаники… Овраги идут в обход Славска. Стремительный бросок с танками…

— И к Первому мая мы в Славске? — Солдатов усмехнулся. — Ерунда! Никто твоим Славском заниматься не будет. Мелочь!

Наум повторял слова Лукомцева. Второй раз Долинин выслушивает такую оценку своего плана, доля правды в ней, очевидно, есть: не могут же два человека в точности совершать одну и ту же ошибку. Долинин насупился. Но его неожиданно поддержал Терентьев.

— Ничего удивительного, что к Первому мая, — возразил он Солдатову. — Сто́ящий план. Очень даже сто́ящий.

Пресняков помолчал, почесал вилкой над бровью, затем тихонько тронул за рукав Солдатова, и они вдвоем подсели к приемнику. Сквозь свист и щелканье слышалась болгарская речь.

— Там есть какой-то ресторан, — обернулся к ним Терентьев, — и там сам Штраус дирижирует. «Сказки энского леса».

Ему не ответили, он обиделся, а расстроенный общим невниманием Долинин дернул его за ремень портупеи:

— Сюда гляди!

Долинин с Терентьевым над картой сидели долго, вели подсчет необходимого числа штыков — Терентьев требовал и «сабель», — спорили о том, сколько надо танков и боеприпасов для успеха задуманной операции.

В конце концов, когда Солдатов, которому его истрепанные нервы не давали и четверти часа посидеть спокойно, отошел от приемника и прилег на постель Долинина — «чтобы хоть каким-нибудь делом заняться», к столу подсел и Пресняков. План Долинина неожиданно стал принимать вполне реальные формы, и, как это было ни удивительно, освобождение Славска казалось делом одного-двух боевых дней, а может быть, и нескольких часов.

В третьем часу гости собрались уходить. Терентьев с шумом вбивал сапоги в тесные галоши и разбудил Солдатова.

— Представь себе, во сне вспомнил! — сказал тот, поднимаясь с постели. — Ты мне, Долинин, давал задание разузнать, куда подевалась агроном Рамникова из «Расцвета». По всем данным, она в последнюю минуту ушла по дороге к Ленинграду. Но дошла ли, это вопрос. Сам знаешь, что́ тогда творилось на дорогах.

Долинин задумался.

— Надо навести справки. Интересно, действует ли в Ленинграде адресный стол?

— Ничего ты не найдешь сейчас в Ленинграде, — ответил ему Терентьев. — Я вот свою тетку полгода ищу. А уж на что я — милиционер! — как вы все по неразумению меня называете.

Солдатов снова лег, а Долинин вышел проводить гостей. Ночь стояла тихая, звездная. Именно в такие ночи любил секретарь райкома прислушиваться к далеким звукам, утверждавшим жизнь в остатках его района.

Редко били на юго-западе пушки, по небу длиннокрылой птицей пролетал и гас широкий белый луч прожектора — так немецкие артиллеристы маскировали вспышки своих выстрелов. В стороне Славска мигали осветительные ракеты и слышалась пулеметная скороговорка. По реке шел лед.

— Значит, договорились! — напомнил на прощание Долинин. — Проверишь?