– Обидели парня, – констатирует Толян.
– А что за репа, Ник? У «Тво степс», что – теперь репы каждый день? – удивленно интересуешься ты.
– Почему у «Тво степс»? – На лице у Ника опять расплывается его фирменная всеобъемлющая лыба. – У «Каждого Человека». Я у вас буду петь, так и быть. Рецептор на фоно поиграет. Дэн на гитаре. Ты постучишь. А Больной на басу.
Что за хрень? Он прикалывается? Ты ошеломлен. Сражен простотой и наглостью Ника. Убит наповал. Вот так подарок для Объекта. Серенады голосом Ника?
– Ничесе поворотик, – выдавливаешь ты. – Знаешь что, Ник. Ваще-то я сам орать собирался. Тексты-то мои. И группа вроде как моя.
Ты выразительно смотришь на Дэна. Тот разводит руки в стороны и отводит взгляд. Типа, а что я могу сделать. Начинает оправдываться.
– Так и есть, Энди. И тексты, и группа – все твое. Но врубись, чувак – у Ника идеальный слух. И можно у них на точке тусоваться. Одни плюсы.
Толян, устав ждать, когда вы закончите разборки, зубами срывает пластмассовую пробку с бутылки портвейна. Что-то тебе уже не очень хочется бухать с этой компанией.
– И голос у меня, Энди, всяко получше твоего. Чего ты паришься? Я же для твоей группы стараюсь, – приводит, видимо железобетонный – по его мнению, аргумент Ник.
Неведомая сила зла волной поднимает тебя на ноги. Ты уже готов уйти. Даже убежать. Послать этих предателей на хуй, или еще куда подальше. Нет, но Дэн-то каков гусь. Они уже, похоже, договорились у тебя за спиной. Когда успели-то?
– Да чего тут говорить, Коля. Голос у тебя отличный. Ты у нас соловей не хуже Владимира Семеныча. – Ну что ж. Отлично, блядь. Теперь еще и едва знакомый тебе синяк будет решать, кому петь в твоей группе. Пиздец – приехали. – Очень я его за это уважаю, пацаны. Давай, что ли «Фантом», Коляныч.
Ты в злобе ломаешь ногой ящик, на котором только что сидел. Да-а-а, блин. Собрали группу. Дэн отводит глаза. Ник невозмутимо играет и поет. Но не гопницкий хит всех времен и народов – «Фантом» о нелегкой судьбе американской военщины, а своего любимого Маккартни: «Гоп – гей гоп». Момент красивого ухода, к сожалению, потерян. Надо было орать на них и убегать сразу же. А теперь как-то глупо и по-детски все это будет выглядеть. Тем более что поет Ник, и правда, классно. Тебе так не спеть, как ни старайся. Хотя, панкуху вроде можно и не петь – ори себе и все, как Обалделый или Хряк. Можно даже в ноты не попадать.
Толян деловито достает из бездонного кармана три мятых сырка «Дружба» и граненый стакан. Наливает портвейна до края и дает тебе.
– На-ка, прими лекарство. Сразу полегчает. А то ты нервный какой-то.
Сладкое пойло всеми сахарами и спиртами пытается унять, потушить твои злость и ревность. Но тщетно. Они продолжают тлеть и жечь тебя изнутри. Однако, ты никуда не уходишь.
Стакан идет по кругу, и вот Толян уже откусывает голову следующей бутылке.
– А у вас песни-то свои есть? – интересуется ваш новый вокалист. – Что репетировать-то завтра будем?
Дэн берет гитару, играет и поет своим противным гнусавым голосом. Сейчас ты прекрасно слышишь, насколько он плох.
Толян в полном восторге. Кто еще тут не верит, что панк-рок – народный стиль?
– Ни хера себе! Ну, ты дал, сынок! Охуеть не встать. Это же, блядь, чистая антисоветчина! Статья!
А Ник опять улыбается. Как же ты сейчас ненавидишь эту глумливую широченную улыбку!
– Понятно. Нет у вас своих песен. Эту я знаю. Крокодила песня. Очень хорошая.
– Есть у нас песни. Только их доделать надо. Скажи ему, Энди! – Вспоминает про тебя подлый предатель.
Ты молчишь. Ник ловко заливает в себя очередной стакан. Интересно, сколько в него может вместиться? Литров двадцать?
– Крокодил крутой. Жалко, мы с ним познакомиться как следует не успели. Теперь только через два года. – Ник передает стакан коллеге-гитаристу.
– Ага. Только не через два, а через четыре. Он придет, а нас как раз загребут, – вздыхает Дэн.