Ленинградское время, или Исчезающий город

Сказать, что в Ленинграде началась массовая истерия – значит мало что сказать. Оголтелые почитатели Константина, бюрократия рок-клуба бросились защищать своего любимца и гордость, утверждая, будто бы Костю оговаривают. Власть же, используя старые и уже плохо работающие приемчики, привлекла разных эстрадных артистов для того, чтобы добить Кинчева и его банду. Та же «Смена» опубликовала еще статью – в ней появилось возмущенное письмо за подписью официальных знаменитостей, из которых мне запомнилась только Эдита Пьеха. Директор Ленконцерта заявлял, что не станет сотрудничать с группой Кинчева. Дали в газете выступить и самому Косте. Вот что он заявил: «Один из музыкантов нашей группы Павел Кондратенко – член партии. Мой сценический псевдоним – не случаен. Кинчев – фамилия моего родного деда, болгарина, профессионального революционера, который вынужден был покинуть родную страну и уехать в СССР, когда в 30-е годы фашизм пришел к власти…»

Истина исторического знания почти всегда посредине крайних мнений. В яростной борьбе, когда отстаиваются противоположные точки зрения, мы правды о своей истории не улучшим. Вспомните хотя бы недавние теледискуссии по вопросам отечественной истории, когда ораторам, Кургиняну и Сванидзе, только АКМов в руках не хватало для пущей аргументации своих заявлений.

Через некоторое время после эксцесса Агафонова подкараулили возле дома и сильно побили. Валера утверждал, что это была переодетая милиция.

Вот вам некоторые дополнения к делу Кинчева из сообщения организатора концерта Валерия Агафонова. «Накануне концерта я сказал Кинчеву, что ко мне приходил полковник Резинкин… Человек с такой фамилией управлял милицией во Дворце спорта и грозил нас всех растоптать. Ты, Костя, держи себя в руках и музыкантам своим скажи. А после мы на милицию всю свободную прессу спустим… Но перед концертом Костя явился поддатый. Кто-то из его приятелей пришел и сказал: „Там жена твоя на служебном“. Костя только отмахнулся: „Да пошли все далеко!“ „Нет, давай проведем ее“, – сказал я. Мы спустились к служебному входу Дворца спорта „Юбилейный“. Там – толпа! А жена у Кинчева беременная, с животом. Костя стал заводиться с милиционерами, которые толпу сдерживали. Тут нас и повязали. Затолкали в милицейского „козла“. Представляешь! Главного артиста и его директора свинчивают перед началом концерта. Толпа машину окружила. Я говорю лейтенанту, который сидел рядом с водителем: „Офицер! Сейчас вас на части порвут“. Лейтенант понял и нас с Костей отпустил. Костя завелся окончательно. И не сдержался. Что он там кричал, я не знаю. Мог кричать все, что угодно…»

С журналистом Кокосовым позднее я случайно познакомился в баре Дома журналистов. Журналист пожаловался, что фанаты вычислили его адрес, подожгли дверь квартиры и до смерти напугали старушку мать. «Алиса» же, как гонимый ансамбль, моментально стала самой популярной на тот момент в стране. Уголовное дело мурыжили долго. Затем его решили закрыть, и в рок-клубе на Рубинштейна прошла выездная сессия суда. Костю передали рок-клубу на поруки. Я там присутствовал. Помню женщину-судью: по ее благостным речам чувствовалось, что и власть хочет поскорее от Кости отвязаться.

Но и Кинчев некоторым образом пострадал. Как поведал мне его тогдашний директор Алик Тимошенко, их с Кинчевым тоже вычислили, задержали слегка нетрезвых и быстро оформили административный арест на пятнадцать суток… Теперь Тимошенко – директор «ДДТ».

Тут мы несколько отвлечемся от искусства и вспомним приснопамятный Указ о борьбе с алкоголизмом от 1985 года. О нем написано много. Я бы хотел прояснить одну деталь. Человека, выпившего легальный напиток, продававшийся в официальных магазинах, могли элементарно задержать и, при желании, по решению административной комиссии моментального суда лишить свободы. Ненадолго, но все-таки. Почти одновременно с Кинчевым и Тимошенко и я попался.

В начале 1987 года у меня в издательстве «Советский писатель» вышла книга прозы «Третий закон Ньютона». Денег я получил невероятное количество. Радость была запредельная. Я всех угощал и сам угощался. По дороге в уже названный выше Дом журналистов я увидел одного знакомого гитариста, входившего в развеселый кабак «Застолье». Имелось такое забубенное место на Невском проспекте. Я решил музыканта догнать и поболтать с ним, но меня в дверях ресторана тормознули. Я достал пятирублевую купюру и предложил ее за разрешение пройти. Обычно процедура стоила рубль. Дверь открыли, и поддатый хулиган пнул писателя. В состоянии литературной эйфории я японским ударом ноги вышиб хулигана вместе с дверью этого нефешенебельного ресторана, а заодно отмахнулся от набежавшего сзади. Набежавший оказался нетрезвым, но милиционером из компании вышибленного хулигана, и дело закончилось отделением, где всякий мент всегда прав. Но меня почему-то отпустили, выписав повестку на эту самую административную комиссию.