- Мой, однако, ноги, - сказал он, - надевай Степкины сапоги и айда к отцу. Успокой его, несчастного.
Пока я умывался и мыл ноги, лоцман рассказал, что произошло на Падуне после моего побега. Оказывается, все думали, что я утонул в Ангаре. Выходит, я был неправ во всем и зря обижался, что отец не пожелал разыскивать меня.
Я быстро привел себя в порядок и побежал в госпиталь - длинную серую палатку с красным крестом на дверях.
В приемной - небольшой комнате, отделенной от остальной части палатки фанерной перегородкой, - я увидел знакомого доктора. Когда меня искусала лайка,он перевязывал мне ногу. Доктор, очевидно, знал историю с моим побегом. Без лишних вопросов он надел на меня белый» пахнущий мылом халат и легонько подтолкнул к двери:
- Иди. Справа кровать его стоит.
В палатке стояло несколько кроватей. Под чистыми,
еще сохранившими продольные и поперечные складки простынями лежали больные. Я сразу же увидел отца и пошел к нему.
- Здравствуй, папа!
- Здравствуй, Гена. Садись.
Я долго сидел на табуретке и молча смотрел на отца. Лицо у него осунулось, побледнело. На щеках и подбородке серебрился колючий ежик волос.
- Что же ты не расскажешь ничего? - спросил отец.
- Я не знаю, папа, что рассказывать.
- Расскажи, как ездил, в каких местах побывал. Ты думаешь, мне неинтересно знать, где был мой сын? Ты же мой сын, правда, Гена?
- Твой.
- Ну, вот и хорошо. Теперь я не сомневаюсь.
Мне очень не хотелось вспоминать прошлое. Но я рассказал отцу все без утайки - и про капитана, и про Митроху, и про девушку из Якутска. Когда я рассказал отцу о фальшивом добровольце, он усмехнулся, а потом вдруг снова стал серьезным. Глаза у него потемнели, как озеро, на которое набежала тень от густой, мрачной тучи.
- У тебя что-нибудь заболело, папа?
- Нет, Гена, не в этом дело… Я думаю о фальшивом добровольце. Ведь ты такой же эгоист, как и он. Ни чуточки не лучше. Только о себе одном и думаешь. Другие люди для тебя ничего не значат. Ведь правда? Бросил отца, товарищей, нашу Братскую ГЭС и умчался. Значит, ты и есть самый настоящий фальшивый доброволец, или, как говорят у нас на стройке, дезертир. Сейчас ты из тайги убежал, а если придется защищать страну от врагов, ты и на фронте будешь вести себя не лучше. Воткнешь штык в землю - и домой, на теплую печку. А товарищи пусть погибают. Ты разве об этом подумаешь? Тебе твоя собственная шкура дороже всего на свете…
- Я с фронта не убегу. Даю тебе честное слово!
Еще минута - и я, наверно, расплакался бы.
Отец взял мою руку и тихонько пожал ее.
- Хорошо, Гена, об этом мы еще поговорим. А сейчас я хочу сообщить тебе приятную новость: к нам скоро приедет бабушка.
В глазах у отца зажглись огоньки. Наверно, такие же огоньки были в глазах и у меня.
- Ну что, рад?
- Конечно! Кто тебе сказал об этом?
- Джурыкин письмо привез. Бабушка уже и вещи собрала. Вот только не знает, что с пальмой делать.
Отец показал мне письмо. «Я очень скучаю, - писала бабушка. -Хожу одна по комнате и плачу. Обязательно приеду к вам, мои дорогие.
Очень беспокоюсь, есть ли в Сибири манная крупа. Если нет, я привезу с собой из Москвы.
Никак не решу, что мне делать с пальмой. Ведь я ее из зернышка сама вырастила…»
Дальше уже ничего нельзя было разобрать. Буквы расплылись по бумаге мутными высохшими ручейками. Бабушка писала о своей пальме и плакала…
Я возвратил отцу письмо и спросил:
- А это правда, папа, что у тебя сжатие сердца? Отец усмехнулся:
- Эх ты, писатель! Разве такая болезнь бывает? Кто это тебе сказал?
- Дед Степкин.
- Не дед, а Петр Иович Кругликов. Пора уже знать. Это очень хороший человек.
- Разве я говорю, что плохой! Я даже хотел его фамилию на Пурсее написать.
- Мало в этом радости для Петра Иовича, - сказал отец. - Думаешь, приятно было бы Петру Иовичу на скалу смотреть? Идет мимо, а люди спрашивают: «Кто это твою фамилию увековечил?» - «Разве не знаете, кто? Сын Пыжова, фальшивый доброволец!» Он бы от такой славы от стыда сгорел, сквозь землю провалился! Если бы не пришел доктор, я не знаю, чем бы закончилась наша встреча. Но в жизни так же, как и в книжках: всегда кто-нибудь выручит. Если двум героям не о чем больше говорить, на помощь приходит третий.
Почти так же получилось и у нас. В палату вошел доктор и сказал:
- Ну, мальчик, пора и честь знать. И так уже замучил всех своими разговорами…
Я вышел из палатки и сразу же увидел Степку и Комара.
- Здравствуй, Генка! - крикнули они. - А мы тебя ожидаем.
Почему они решили, что я должен немедленно мириться с ними?
Но все же я поздоровался и даже протянул каждому руку; Я человек незлопамятный.
- Как вы тут без меня жили? - спросил я. - Окончили полы мыть?
- Ну да, разве их перемоешь! - сказал Степка. - Посмотри, сколько домов построили. Теперь мы школу убираем. Пойдешь с нами?
Пока я путешествовал, на Падуне построили не только дома для рабочих, но даже школу и большую столовую. А ведь времени прошло совсем немного - какая-нибудь неделя. Вот что значит строители Братской ГЭС! Это вам не фальшивые добровольцы!
Вместе со Степкой и Комаром я пришел к нашей новой школе.