Нагрузившись винегретом, киселем, Муся ласково кивнула ему: то ли прощалась, то ли приглашала поужинать вместе. Леонид быстро прикрыл учебником истории правую сторону лица, словно весело отсалютовал молодой поэтессе. Ответить что-нибудь он был просто не в силах.
Как это часто бывает, Леонид чрезвычайно невнимательно относился к подруге возлюбленной. Он привык к тому, что Муся передавала его записочки, сочувственно улыбалась, устраивала свидания. Стоило ему увидеть Аллу, как он немедленно забывал о существовании стоявшей рядом Муси: наоборот, ее присутствие начинало мешать. А затем он опять встречал Мусю радостной шуткой, в надежде услышать что-нибудь приятное об Алле, просил вызвать ее в коридор. Казалось, Муся была не живым существом, а проводом для контакта.
И сейчас, заботясь только о себе, углубленный в жгучее горе, Леонид сделал вид, будто не заметил, что рядом с Мусей, чудом нашедшей место, освободился еще стул. Взяв тарелочку «силоса», стакан мутного, с жирными блестками чая, он отправился в дальний угол. Только и не хватало ему трепа, болтовни!
Здесь было просторней, Леонид сразу нашел место и заработал вилкой. Ел он наспех, не замечая вкуса винегрета, боясь, как бы не подошла Муся. Временами он тяжело, шумно вздыхал, невидящим взглядом упирался в стенку напротив, встряхивал головой, шептал вслух какое-нибудь слово и опять жевал.
«Что глазами моргаешь? — спрашивал он самого себя. — Кончились сомнения. Хоть это хорошо. Учиться стану. — Он презрительно-высокомерно улыбнулся, будто собирался кому-то позировать. И тут же подавленно отдался новому потоку мыслей. — Значит, замужем? Хорош бы я был гусь, если бы отыскал, сунулся с любовью...»
Почему-то Леонид все время смотрел на темное пятно на стене. На что оно похоже? Вроде лужи. А? Нет, ёж.
Случайно опустив взгляд, он у самой стены, через столик от себя, заметил Аркадия Подгорбунского с пермячкой. Подгорбунский сидел к нему спиной, зато пермячка — как раз напротив. Бывают же такие превращения! Ее некрасивое лицо выглядело удивительно молодо, привлекательно: вероятно, так преобразила его любовь. Не только лучились ее глаза, а под электрической лампочкой сияли прямые, плоские волосы и даже некрашеные, посвежевшие губы. И весь этот свет пермячки был направлен лишь на одного Подгорбунского: к нему она только и обращалась, его лишь видела, с ним говорила, часто улыбалась, показывая крупные желтые зубы, которые теперь положительно украшали ее улыбку.
Подгорбунский сидел, положив оба локтя на стол; его широкая спина выражала спокойствие собственника, пресыщенность.
Возможно, Леонид вновь уставился бы на темное пятно на стене (до них ли ему было!), но в это время официантка в несвежем фартучке раздала им с алюминиевого подноса тарелки с телячьей отбивной. На розовом, подрумяненном мясе еще не лопнули, кипели мельчайшие пузырьки масла, и Леониду показалось, что он через стол уловил раздражающе вкусный запах жареного мяса. Истощенный экономией, откладыванием на пальто, он давно мечтал о таком вот куске свежего, сочного жареного мяса. Так и вонзил бы в него зубы, чтобы аж десны обожгло! Каким же безвкусным показался ему «силос» с кислой почерневшей капустой, усеянной точечками!
Он сам не заметил, что исподтишка наблюдает за «богачами».
Вот пермячка через стол наклонилась к Подгорбунскому — видимо, о чем-то спросила, с улыбкой ожидая ответа. Он небрежно повел плечом, как бы говоря: да, пожалуй, можно. Она тут же легко поднялась, прихватила замшевую сумочку и, слегка откинув голову с обрезанными до шеи волосами, грациозно перебирая каблучками, отправилась к буфету.
«Везет же некоторым! » — вздохнул Леонид.
В последнее время он часто видел Подгорбунского с пермячкой. Они вечно за полночь торчали в коридоре, нежно, под руку, шли в столовую, вместе ездили на занятия. Об их отношениях нетрудно было догадаться. Кое-кому Аркадий уже представлял ее: «Моя жена, Анюта». Правда, они не расписывались: жить негде. Анюта, по слухам, отлично владела французским языком, и ей уже предлагали место преподавательницы в средней школе. Очевидно, у нее водились деньжонки: она действительно была учительницей где-то под Пермью. Теперь эти трудовые рублики лились ручейком. У Аркадия появилась новая лианозовая рубашка — «подарок жены». Ясно, что и эти вот отбивные котлеты покупалась на ее деньги: Аркашка ничего не получал из дома, а на стипендию шибко не разгуляешься.
«Да, везет», — опять вздохнул Леонид, машинально жуя «силос». На какое-то время он забыл о своем горе, вернее — оно притупилось. Неожиданно «везучий» баловень Подгорбунский, зорко глянув в сторону буфета, быстро переменил тарелки с отбивными: себе взял Анютину — там была особенно подрумяненная и большая котлета, а свою поставил ей.