Ленка-пенка

   - Какой смогли. Давай перевернём его? А то неудобно стало.

   - Давай. Точно, тут больше.

   - Вкуснотища.

   - Не говори. Хорошо, что баба Таня забыла про него.

   - Угу. А может, она всё же жива? В госпитале где-нибудь.

   - Вряд ли. Ты же сам видел, каким почерком последняя запись сделана.

   - Да. Ну, а вдруг?

   - Не надо, Саш. Я уже поплакала. Не надо.

   - Фу, у тебя пальцы керосином воняют. Как ты ешь такими руками?

   - Других у меня нет. Устала я, Саш. Не пойду сейчас на колонку. А воды в чайнике только на утро нам осталось, ты выдул всё за день. Нечем руки помыть.

   - Хочешь, я тебя покормлю?

   - Ты?

   - Да. Ты же кормила меня.

   - Ты сам то, когда руки мыл в последний раз?

   - Давно. Врать не буду, давно. Но у меня они хотя бы не в керосине.

   - Ладно, уговорил. Корми. А то действительно какой-то странный привкус во рту. Наверное, это от керосина.

   - Тихо, Лен! Сводку передают!

   Я полулежу в своей кровати, опираясь о подушку спиной. Рядом, в этой же кровати, Сашка. На коленях у нас, поверх одеяла, лежит грязный противень. Сашка пальцами отковыривает от него засохшие сладкие комочки и попеременно вкладывает их то в свой, то в мой рот. Но сразу мы не глотаем их, конечно. Мы медленно сосём их. Так вкусно!

   Сладкие комочки - это всё, что осталось от большого пирога с джемом, который баба Таня испекла в мае на мой последний День Рождения. Я случайно этот противень нашла в самой глубине комода на кухне. Вообще-то, я там спички искала. Со спичками как-то плохо стало. В магазинах пропали они. Не зря дедушка Кондрат советовал спички запасать, ой не зря.

   Я так думаю, тогда, в мае, баба Таня, убирая со стола, задвинула противень подальше, намереваясь помыть его на следующий день. Но на следующий день, 10 мая, они с дедушкой приезжали в гости к нам. И остались у нас ночевать. Домой они вернулись лишь вечером воскресенья, 11 мая. Баба Таня, видно, закрутилась, да так про противень и забыла. А сегодня я нашла его. Какое счастье!

   Ой, по радио только что передали, наши станцию Войбокало заняли. А это ведь тут, у нас, на Ленинградском фронте! Не только под Москвой наши наступают, у нас тоже! Под Москвой же из Волоколамска фашистов выгнали. Бегут, бегут они, сволочи!

   А дедушка Кондрат умер. Сердце не выдержало. Он вечером двенадцатого декабря умер, в тот самый день, что и Вова. Может быть даже, в тот самый час. Радио говорит, пять тысяч трупов сук фашистских насчитали под Войбокало. Ну и правильно. Мало ещё их набили.

   Баба Таня письмо мне написала. Вернее, не мне, а родителям. Она не знала, что мамы и папы уже нет в живых. Из этого следует, что папа до них тогда не дошёл. С ним что-то по пути туда случилось. Бедный папочка. Я ведь как чувствовала, так не хотела его отпускать. А он ушёл. С палочкой своей. У него ножка болела, холодно было. Но он пошёл. Суки. Ненавижу!!

   Всё нормально, Саш. Это я папу вспомнила. Извини, я больше не буду реветь. Спасибо.

   Сашка слезу у меня на щеке заметил. Утешает. Самый вкусный комочек отковырял мне, с кусочком засохшего джема. Добрый он, Сашка. И как я раньше не замечала этого?

   Баба Таня тоже умерла, наверное. Только не дома, а где-то на улице. Письмо она в комнате на столе оставила. Знала, что рано или поздно кто-нибудь придёт к ним. Только она маму или папу ждала, письмо для них. Не думала она, что я приду.

   Это письмо - что-то вроде завещания. Еды у них никакой не было, но кое-что ценное имелось. Баба Таня прощалась в письме со всеми нами и писала, что очень нас любит. Просила обязательно сберечь Леночку. То есть, меня. И ещё она написала, куда спрятала всё ценное. Только она так это написала, чтобы понять мог лишь кто-то из нас. Вдруг, чужие такое письмо нашли бы? Но я её прекрасно поняла. В каком месте у них в квартире до войны стоял глиняный котёнок, я помнила.

   Мне достались спрятанные для меня двести сорок рублей денег, золотые кольца бабы Тани и дедушки Кондрата, золотые серёжки, а также дедушкин золотой зуб, который баба Таня сама вырвала ему пассатижами после его смерти. В письме было написано, что серёжки она дарит мне на Новый Год и просила без крайней необходимости их не продавать. Это серёжки её прабабушки.

   Дедушку баба Таня похоронить смогла. В смысле, отвезла его на моих саночках к пункту сбора трупов. Такие вот сейчас в Ленинграде похороны. Наверное, при перевозке и надорвалась. Самая первая запись в письме-завещании сделана 13 декабря. Баба Таня, похоже, чувствовала, что умирает. И каждый раз, когда выходила куда-то из дома, обязательно приписывала на листочке с письмом, куда она пошла и когда. В последний раз она вышла из дома в 11 часов 17 декабря. Пошла хлебные карточки отоваривать. А я в это время дома поила Сашу чаем с молоком и ждала дядю Игоря, который пошёл за водой на колонку.