Ленка-пенка

Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна, —
Идёт война народная,
Священная война!

Сколько же их много! У меня появилось такое чувство, будто я сейчас неожиданно прикоснулась к чему-то невероятно древнему и могучему. Какой-то мелкий, рыжий, как и я, мальчишка выбегает из двора, внимательно приглядывается пару минут, а затем с радостным визгом бросается куда-то вглубь стоя. Один из ополченце поднимает его, целует и ставит обратно на землю. Сам же, не оглядываясь, уходит. Уходит на войну.

Не смеют крылья чёрные
Над Родиной летать,
Поля её просторные
Не смеет враг топтать!

А вот идёт политрук. Отлично вижу его нарукавную звезду. И несут знамя. Отчего-то знамя несут не в голове колонны, а в середине. Может быть, это знамя конкретно этого батальона? Не вижу, что там на знамени написано. Вроде бы, что-то про Кировский завод.

Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна, —
Идёт война народная,
Священная война!

Тут песню подхватил и стоящий рядом со мной на тротуаре Сашка. Он явно хотел бы тоже оказаться в этом строю. Но ему нет ещё и двенадцати лет. И сейчас он может только петь:

Гнилой фашистской нечисти
Загоним пулю в лоб,
Отребью человечества
Сколотим крепкий гроб!

Не могу больше молчать! Я тоже могу петь! И мой такой слабый на фоне многоголосого рёва голос присоединяется к общей массе. Насколько могу громко, я выкрикиваю:

Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна, —
Идёт война народная,
Священная война!

А люди всё идут мимо нас. И многие, проходя мимо, смотрят на меня с Сашкой и улыбаются. Ведь это нас с ним они идут защищать. Именно нас.

Пойдём ломить всей силою,
Всем сердцем, всей душой
За землю нашу милую,
За наш Союз большой!

На другой стороне улицы вижу, как из подъезда дома вышла какая-то старушка. Она держит в руках икону и ей пытается крестить уходящих на войну простых мирных жителей Ленинграда.

Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна, —
Идёт война народная,
Священная война!

И многие в строю сами крестятся, глядя на эту старушку с иконой и кланяются ей. А песня при этом звучит как-то уж совсем грозно:

Встаёт страна огромная,
Встаёт на смертный бой
С фашистской силой тёмною,
С проклятою ордой!

Я не знаю, что я могу сделать для этих людей, которые всё так же идут и идут мимо. Не знаю, чем помочь им. Я слишком мала и ничего толком не знаю и не умею. И я делаю единственное, что доступно мне сейчас. Быть может, в бою кто-то вспомнит провожавшую их в Ленинграде девчонку и ему будет чуть-чуть легче. Я стою на тротуаре и изо всех сил пою:

Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна, —
Идёт война народная,
Священная война!..

Глава 9

Ну что я за копуша такая? Всё прозевала. Так обидно. Хотела доказать мальчишкам, что тоже на что-то годна. Угу, доказала. Валька Смирнов с пятого этажа смеётся и обзывает меня клушей. Говорит, толку от меня ноль. Как я ни старалась, но и в этот раз тоже не успела ни разу. Мальчишки всегда успевали первыми. Те две зажигалки, что упали в наш двор с неба, успел схватить и утопить в бочке с водой Валька. А к которой нам с чердака вниз сбросили, первым успел Толик Мелкий из соседнего подъезда. Последнее вообще обидно. Он же всего в третьем классе учится, а самый первый подскочил и начал засыпать её песком.

По радио объявили отбой тревоги. Опять фашисты в наш дом попали только один раз. Зажигалкой. Но это и попаданием-то не считается. Они не слишком опасные, пока на чердаке люди дежурят. Вот если бы фугаской попали — это да. Скорее всего, после попадания фугаски наш дом до такой степени разрушится, что жить в нём дальше станет невозможно. Видела я уже в городе дома после попадания в них фугасок. Уже не дома, руины. Хорошо ещё, что фугасок фашисты бросают гораздо меньше, чем зажигалок. Хотя одна из них, кажется, сегодня упала довольно близко. Не во дворе, к счастью, а на улице. Но всё равно грохот был сильный и дом ощутимо покачнулся.

Из подъезда вышел Сашка Круглов. Ему в этот раз на чердак удалось прорваться. Там девушки из МПВО дежурили и Сашку не прогнали. А вот когда на чердак кто-то из наших жильцов поднимается, то они ребятню обязательно прогоняют. Раньше-то мы в бомбоубежище спускались, но со временем перестали. Ну его, это бомбоубежище. Там страшно.